Последняя мировая. История одного снайпера
Шрифт:
В этот момент издалека послышался рокот вертолета, заставив нас затаиться в укрытии.
Дождавшись пока он пролетит, мы на корточках подошли к воде.
— Ну всё, теперь соблюдаем полное молчание, — огляделся я и взглянул Юлю. — Готова?
Юля вздохнула, собираясь с силами:
— Да.
— Тогда вперёд. Встретимся на той стороне, — сказал я и, обняв её, напоследок поцеловал в губы, после чего отстранился и, не говоря ни слова, плавно погрузился в воду.
Юля последовала за мной. В руки и ноги резко ударил сильнейший холод, после чего медленно, но обжигающе чувствительно, он стал расползаться по всему телу, заставляя сердце ускориться, отчаянно пытавшееся побыстрее нагреть охлаждающийся организм. Следовало торопиться: у нас было не более пяти минут, до того как начнётся обморожение конечностей.
К счастью, дно реки было каменистым и за него было удобно цепляться руками, а течение быстрым, подталкивающим сзади. Плавно, но довольно быстро, мы, словно, сплавляемые по реке брёвна, устремились вниз по течению. Теперь-то мы почувствовали, что они ощущают при весеннем сплаве.
Через несколько минут мы были уже у ограждения. Не смотря на то, что мы уже не чувствовали ни рук, ни ног, теперь следовало быть максимально осторожными и ни в коем случае не задеть нависающее над рекой ограждение — мало ли каких детекторов на него могли понавешивать. В то же время я понимал, что если нас уже заметили, то все наши дальнейшие действия будут бесполезны.
Я набрал в лёгкие воздуха и поднырнул под забор, полностью погрузившись под воду, которая уже не казалась мне холодной, в то же время движения мои стали какими-то судорожными, а ко всему прочему, тело начало серьёзно ломить. Это было плохо, значит, организм уже был на пределе, началась гипертония.
Вынырнул я уже на другой стороне и сразу же обернулся: тут камер уже не должно быть, отчего можно было позволить себе немного расслабиться. И увидел то, что вскоре должно было произойти со мной: голова Юли неподвижно лежала в воде, как и она сама, безвольно несясь по течению прямо на ограждение.
Я в страхе бросился к ней. Как же так, ведь я только что оборачивался, и она ещё была в сознании! Я упрекал себя в дурацком плане, проклинал себя, что решился на такое, но старался сохранять спокойствие. Лучше бы мы вообще сюда не совались, остались бы там, и ничего бы такого не было, думал я, понимая, что ничего уже не исправить и теперь следует лишь предпринимать всё возможное, чтобы спасти её.
Расслабленное тело Юли проплыло под ограждением, не задев его, но меня это уже волновало мало. Главное, чтобы она была жива. Я знал, что время у меня ещё есть. Её ещё можно привести в чувства, но не здесь. Нужно было срочно перенести её в сухое место.
Я быстро перевернул её лицом вверх. Она не дышала, лицо было бледным, а губы посинели. Нужно было торопиться. На счету была каждая секунда. Я оттянул её к берегу и, взвалив на себя, побежал к ближайшим кустарникам, благо, за забором их хватало. Быстро опустив наземь, я открыл ей рот, убедившись, что в него не попала грязь и, зажав нос, вдохнул в лёгкие воздух, затем ещё раз. К счастью, этого оказалось достаточно. Юля закашляла и уже сама попыталась вдохнуть живительный воздух. Я наклонил её, чтобы она отхаркала воду и, обнял, благодаря судьбу, за то, что она жива.
— Ну ты как, не замёрзла? — улыбнулся я, взглянув ей в глаза.
— Ещё чуть-чуть и точно околею, — слабо ответила она, всё ещё кашляя, но быстро приходя в себя.
— Ладно, ты только потерпи ещё чуть-чуть, — приговаривал я, дрожащими руками расстёгивая одежду на ней и растирая тело руками. — Сейчас мы тебя переоденем, и ты согреешься. Сейчас, уже скоро. Ты же сильная, ты моя девочка. Только потерпи, — повторял я, чувствуя, что и у самого зуб на зуб не подал.
Спешно сняв с неё всю одежду, я принялся надевать ту, что была в сумке. Да, на мокрое тело, но выбирать не приходилось. Обсохнуть она должна была, используя уже своё собственное тепло. Затем, отжав, как мог, старую одежду, надел на Юлю и её. Ничего, что мокрая — так будет немного теплее. Обогреться мы ещё успеем, когда уйдём отсюда подальше.
После чего переоделся и сам, едва шевеля пальцами и тщётно пытаясь согреть их дыханием.
Затем собрал вещи и, придерживая Юлю рукой, поспешил от этого места, так как скоро здесь снова должен был появиться вертолёт.
Мимолётом я взглянул на остававшуюся позади родную землю. Только теперь я смотрел на неё через решётку с колючей проволокой, словно на какую-то зону отчуждения, мёртвую зону, в которую она, собственно, и превратилась за последние несколько недель. Пожалуй, там не сталось больше ничего, что хоть как-то могло заставить нас вернуться. Близкие нам люди, уже можно было сказать точно, погибли, города — разрушены. А всё, что осталось от прежней жизни — это память, которую мы сохраним только в своих сердцах.
«Быть может, мы туда больше не вернёмся, — мелькнула у меня в голове мысль. — Хотя, кто знает, что с нами ещё произойдёт.»
Мы с Юлей переглянулись.
— Пойдём? — произнесла она, прерывая мои мысли.
— Да, конечно, — кивнул я ей и, стараясь не думать о грустном, мы устремились вперёд, вглубь неизвестной страны, которая ещё неизвестно как нас примет. Да и примет ли вообще?
К счастью, мы всё-таки прошли незамеченными. Вертолёты не налетели, прочёсывая местность в поисках нас, и никто не выслал патрули, чтобы окружить нас. Можно было продолжать наш путь.
Мы прошли несколько километров, остановившись только когда вертолёт, пролетавший над границей, скрылся вдали и рев его двигателей уже не доносился до нас. Нас всё ещё колотило от холода. Следовало отдохнуть и, наконец, разжечь костёр — иначе было просто не согреться.
Мы набрели на какую-то яму и, оставив Юлю, я поспешил разыскивать сухие ветки. Затем расковырял ножом несколько патронов и, присыпав порохом ветки, взял одну из гильз. В ней ещё оставалось немного пороха. Его я использую для поджога. Теперь оставалось самое трудное — разбить капсюль и постараться при этом не обжечься. Что выполнить трясущимися руками было не так-то просто.
Этот приём я видел в одном фильме, кажется, там ещё играл Пирс Броснан, но у него всё это получилось как-то проще. Всё же после нескольких попыток, и мне удалось разжечь костёр. Он полыхнул, как спичка, а я отделался лишь лёгким ожогом удерживающей гильзу руки.
Правда боль от ожога я почувствовал уже позже, когда, раздевшись чтобы просушить вещи, мы сидели у костра, вдыхая такой приятный тёплый дым. Большой костёр разводить было опасно, отчего мы постоянно контролировали его, вдобавок прикрыв со всех сторон сушившейся одеждой.