Последняя ночь майора Виноградова
Шрифт:
Точнее, полуживого.
Не побрезговали, довезли до больницы: батюшки! Множественные переломы, черепно-мозговая травма…
— Как он, доктор?
— Вряд ли, — пожал плечами человек в белом халате.
Но к исходу зимы похудевший и серый от долгого больничного существования Иван Тарасович Лукашенко открывал все еще слабыми пальцами двери своей заброшенной, пустой квартирки…
Возвращение его тронуло окружающих ничуть не больше, чем отсутствие: одинокий, безработный пьяница — кому нужен?
Соседи считали, что Иван Тарасович уехал на жительство к дочери, а случайные собутыльники успели уже забыть и о самом Лукашенко, и о трагическом содержании полученной им некогда телеграммы. Если кто и озаботился, то только коммунальные службы, напихавшие в почтовый ящик несметную уйму уведомлений о неуплате за свет, газ и прочие блага цивилизации.
Неизвестно, в какой момент и почему незаметный, тихий до той поры Иван Тарасович понял, что ему следует сделать.
— Як последнюю падлу…
Мало ли какие мысли приходят в голову человеку, вернувшемуся с того света после черепно-мозговой травмы? Какие озарения могут наступить бессонными, жуткими больничными ночами, под стоны и крики соседей по палате?
Когда одиночество заставляет вновь и вновь перебирать в памяти осколки событий, фраз, поступков? Имена, прозвучавшие в разговорах с покойницей-дочерью, лица, улыбки, взгляды…
Лукашенко решил убить.
Убить себя — потому что не было смысла в дальнейшем существовании на этой земле. И еще одного человека убить — генерального директора «Первопечатника» господина Удальцова. Потому что именно Андрей Маркович был во всем виноват.
Если бы спросил кто-нибудь, отчего так решилось, он наверняка и не знал бы, что ответить. Но спросить было некому, а сам Иван Тарасович не спешил поделиться с окружающими своим открытием.
Он обстоятельно, не торопясь, как все, что делал в своей жизни, подготовился к осуществлению плана. Продал то немногое ценное, что еще оставалось в доме, — но деньги, вырученные от этого, вопреки обыкновению не пропил.
Смастерил из деталек, в незапамятные времена неизвестно зачем принесенных домой, простенький электродетонатор.
Повеселел даже.
— Тащи с завода каждый гвоздь — ты здесь хозяин, а не гость! — напевал он, забивая матерчатый пояс-набрюшник оставшимся от прошлогодних поездок за рыбой толом. Взрывчатка похожа была на дешевое хозяйственное мыло и пахла военным детством.
Собрался на скорую руку. Побрил щетину.
Хотел зайти в церковь, но вспомнил, что христиане самоубийц не жалуют — и отправился в железнодорожные кассы, за билетом до Питера.
В один конец…
Дом на улице Павловича он нашел без труда.
— Вы к кому? — остановил Ивана Тарасовича охранник.
— Я до Андрея Марковича.
— У вас назначено?
— Нет, сынку.
— А по какому вопросу? — Вид посетителя внушал охраннику не то чтобы опасение, но нечто, отдаленно похожее на тревогу. — Извините! В стороночку…
Лукашенко подвинулся, пропуская к турникету какого-то дядечку с лысиной:
— Пожалуйста.
Охранник внимательно глянул на разовый, выписанный в бюро пропуск, потом с ног до головы ощупал лысого специальным детектором:
— Что это у вас звенит?
— Ключи! — Посетитель без препирательств и разговоров продемонстрировал металлическую связку.
Охранник еще раз проверил:
— Все? — И убедившись, что действительно — все, пропустил его в офис. Потом перевел взгляд на Ивана Тарасовича: — Так по какому вопросу?
— Я по этому, как его… личному! — выдавил Лукашенко. Он уже понял, что дальше поста со своим самодельным взрывным устройством не пройдет ни за что.
— По личному надо договариваться. Вон, телефон в холле… Да нет, справа. Позвоните секретарю, она все объяснит.
— Спасибо, сынку!
Иван Тарасович подошел к аппарату, набрал номер, что-то для виду стал говорить насчет своего магазина в Киеве… Выслушав объяснения и совет обратиться к директору по сбыту, повесил трубку.
Постоял, изучая красивый рекламный стенд, на центральной фотографии которого ласково улыбался читателям господин Удальцов.
— Вот ты який…
Теперь он решил действовать по-другому.
Ведь этот самый Андрей Маркович когда-нибудь выйдет из здания? Выйдет!
Вон, машина, самая большая из стоящих перед издательством, — наверное, его?
Выйдет, шагнет через тротуар… Лукашенко встал перед матово-стеклянным фасадом «Первопечатника» так, чтобы в нужный момент успеть приблизиться к господину генеральному директору.
Чтобы схватить его, стиснуть и тысячу раз повторенным в мечтах движением соединить контакты запотевшей в кармане ладонью.
Взрыв! Очистительный взрыв — и зло погибнет.
Погибнет.
Так, что цена уже будет совсем не важна…
— Согласитесь, история с самого начала попахивала кустарщиной. Этакая клубная самодеятельность, верно?
— Ничего себе! — Виноградов представил себе кадры телевизионного репортажа: залитый кровью асфальт, тела прохожих…
— Я имею в виду чисто техническую сторону, — поправил Михаил Михайлович. — Подрывное дело требует специальной подготовки. — И зачем-то добавил: — Это вам не рыбу глушить!
— Так почему все-таки рвануло?
— Трамвай… Представляете себе: поворот, провода на дожде заискрили, дали очень мощный электрический разряд. А детонатор у покойного Лукашенко был практически без степеней защиты.