Последняя обойма
Шрифт:
Через несколько минут после того, как оперативному дежурному по штабу ВВС 40-й армии поступило сообщение о ракетной атаке над Панджшерским ущельем, Филатов собрал в кабинете заместителей и поставил задачу начать поисково-спасательную операцию.
Все вокруг пришло в движение. Оперативный отдел быстро готовил карты нужного района; начальник штаба приказал поднять в воздух
Да, к сожалению, на войне частенько происходят трагичные случайности. С одной стороны, люди к ним привыкают. С другой – в такие неординарные моменты мобилизуют все свои возможности и начинают соображать и действовать быстрее. Вот и на сей раз работа по организации поисково-спасательной операции была выполнена молниеносно.
Когда начальник штаба ВВС доложил Филатову, что операция начата, в дверь кабинета командующего заглянул член военного совета генерал-майор Чесноков.
– Вы позволите? – спросил он скорее для порядка и, не дожидаясь разрешения, вошел. За ним бесшумной тенью проскользнул парторг Соболенко.
Филатов кивнул Афанасьеву.
– Благодарю за оперативность. Держите меня в курсе.
– Понял, Леонид Егорович. Разрешите идти?
– Да, конечно.
Начштаба вышел из кабинета, плотно прикрыв за собой дверь.
Командующий устало посмотрел на политработников.
– У вас какое-то срочное дело?
– Срочнее не может быть, – отчеканил Чесноков.
– Что ж, слушаю вас, – потянулся он за графином с водой.
– У нас, Леонид Егорович, есть все основания подозревать, что генерал Воронов ввел всех нас в заблуждение.
Не понимая, о чем речь, командующий нахмурил брови и плеснул в стакан воды.
– Это каким же образом?
– Довольно простым. Я не исключаю того, что к данному часу, – ЧВС демонстративно поглядел на циферблат наручных часов, – он заходит на посадку на одном из пакистанских аэродромов.
Едва не поперхнувшись водой, Филатов поднял изумленный взгляд.
– Вообще-то для таких серьезных обвинений неплохо бы иметь столь же серьезные основания, – сказал
– У нас имеются основания полагать, что моральный облик генерала Воронова находится, мягко говоря, не на высоте, – переглянулся с парторгом член военного совета. И ободряюще кивнул: – Рассказывайте, майор…
Чесноков был старше Воронова на добрый десяток лет, да и знали они друг друга давненько. Знакомство состоялось в том самом далеком сибирском гарнизоне, куда Андрей попал по распределению после окончания Сызранского училища. Тогда майор Чесноков служил в том же вертолетном полку на должности парторга. Вид он всегда имел респектабельный: чистенький мундирчик, всегда выбритое лицо, ровно подстриженные тонкие усики; речь грамотная, говор то ли донской, то ли восточно-украинский.
В какой-то момент молодой лейтенант ощутил повышенное внимание к себе со стороны прожженного партработника. Завидев Воронова на гарнизонной улочке, тот едва ли не вприпрыжку бежал навстречу, широко улыбался, первым тянул руку, горячо приветствовал, с искренним (как поначалу казалось) интересом расспрашивал о ходе летной подготовки, о живших в Поволжье родителях, о семье…
Так продолжалось ровно до тех пор, пока не прошло партийное собрание, на котором Андрея Воронова приняли кандидатом в члены КПСС. После этого Чеснокова будто подменили: руки больше не подавал, о полетах и родителях не расспрашивал и вообще перестал замечать.
Тут-то до лейтенанта и дошло: выискивая среди недавно прибывших в полк офицеров наиболее толковых и дисциплинированных молодых людей, парторг элементарно выполнял спущенный сверху план по принятию в партию новых членов. Поняв, что его использовали, Воронов возненавидел Чеснокова. В те годы он наивно верил в неизбежную победу мировой революции, в кристальную честность каждого коммуниста, в справедливую власть и прочие постулаты. Тем отвратительнее ему казалось поведение парторга. И однажды он, не стерпев, высказал все, что о нем думал. В результате на долгие годы нажил себе серьезного врага.
Конец ознакомительного фрагмента.