Последняя охота
Шрифт:
— А почему мы стоим, не знаете?
— Чтобы нам с тобой встретиться! Там впереди обвал. Дальше ехать нельзя: надо расчищать и ремонтировать пути.
— Это надолго?
— Не знаю, но рядом с тобой я согласен на все.
Вокруг суетились люди. Они и не замечали этих двоих,
не слушали их разговор. И только один человек, войдя в вагон и увидев Власа, крикнул громко:
— Эй, мужик! Как тебя звать?
— Зачем тебе?
— Еще спрашиваешь? Мы все жизнью тебе обязаны. Что было б теперь, если б не успел? Подумать страшно! — подошел совсем близко, протянул руку: —
— А как вас зовут? — спросила Лилия.
— Влас!
— Редкое имя. Теперь так не называют.
— У меня мало времени, цветок мой! Дай свой адрес, я напишу тебе.
Девушка вырвала из блокнота листок, написала несколько строчек, отдала. Влас поцеловал листок, руку девушки и выскочил из вагона. Он увидел, что охрана тревожится, ищет его.
Больше они не виделись. Тот листок бумаги с адресом Меченый хранил до самого выхода из зоны. Его вскоре отпустили на волю за проявленное мужество и спасение людей. Он решил забрать у Шкворня свою долю и уйти в откол, отыскать Лилию. Но мечта не сбылась, и Лилия появлялась лишь в снах. Теперь уж редко, но когда Меченому становилось совсем не по себе, он мысленно разговаривал с ней: то просил приехать сюда, на Сахалин, уговаривал стать его женой, обещал быть послушным и заботливым, то вдруг спорил с ней — и все смотрел на небо, искал облако, похожее на нее.
Шли годы. Ее адрес он помнил даже во сне. Все хотел написать, но рука не поднималась. «Ну о чем? Что схлопотал еще срок? Вот и тяну ходку на Сахалине. Приезжай. Но зачем, к чему я ей? Она — ангел, а я — сущий черт! Что общего между нами? Просить ее подождать меня? Но ведь невозможно ждать до бесконечности. Что хорошего смогу предложить ей? Самого себя? Да я против нее — уродливый шут. Не стоит ее тревожить и отнимать время. Пусть мой ангел живет спокойно», — убеждал себя Влас, а через месяц-другой снова тянулся к перу, но опять отговаривал себя.
О ней одной не рассказывал никому. Хранил в душе единственной искрой, своей звездой в ночи. Ради нее старался выжить. Сколько нежных слов обращал к ней? Много раз клялся, что такое с ним впервые. И никогда не жаловался, как тяжко ему без нее.
Влас понимал всю нелепость случившегося. Осознавал, что, может, уже никогда не увидит Лилю. Он не хотел верить в мрачные предположения и радовался, что сегодня она еще есть у него. С Лилей не позволял себе грубых шуток, он слишком ревностно любил ее.
— Влас! Глуши керосинку! Ты что? Заснул тут? Глянь в окно! Уже утро. Моя Нина уже все переделала. Много раз» тебя благодарила! А когда за окном рассвело, меня к тебе послала. Иди домой. Выспись как человек! Спасибо тебе!
Да не забывай, что скоро Новый год! Подготовь двигун к празднику. Мы всю ночь спать не будем и тебе не дадим!
— Ладно, меня этим не испугаешь! — заглушил двигатель и, прибрав в дизельной, завернул в цех.
Влас долго ждал лечения, о котором бабы говорили, а потом и перестал надеяться на него. Никаких лекарств ему не давали, ни о чем не говорили и не спрашивали. Власу даже обидно было. Однажды пошел по воду на реку и увидел Федора, возвращающегося из поселка. Поспешил забрать у него продукты и увидел, как тот достал
— А это кому? — умилился Влас.
— Лекарство твое! Иль не знаешь? Уже седьмой. С него перелом начнется, на поправку пойдешь. В поселке для тебя выкармливают. Особая порода. В сторожа не годятся: трусливы и тупы. Зато от чахотки — первое средство. Иль не заметил, что кашляешь реже. Да и кровь с горла не летит лохмотьями, как раньше. А все щенки! Ишь, какие гладкие да красивые! Лечись. Всего полтора месяца осталось. Другие медвежьим жиром лечатся, а тебе он не пошел. Вот и сыскали другое средство, каторжное. Оно многих спасло. И тебе поможет.
Власу сначала не по себе стало, понял, что за мясо кладет ему Полина в еду, на чьем жире жарит картошку и рыбу, но понемногу сам себя убедил, уговорил и свыкся.
— Власка! Быстро ешь и живо с Мишкой и Дамиром в тайгу! Елки надо срубить к празднику. Пора уже! Наши мужики за продуктами в поселок поедут, Нина Ивановна с Лидой — за деньгами. Получку выдадут. Мы покуда в цехе! — тарахтела Полина, ставя перед Власом тарелки, миски. В бытовке вмиг запахло домашней едой.
Влас ел торопливо. Он успел приметить Дамира и Смирнова. Они уже готовились в тайгу. Обутые в валенки, с топорами за поясами, условники терпеливо ждали Власа. Оба были уверены, что елки они выберут быстро и самое позднее к обеду будут дома.
Влас, поев, подошел к женщинам. Те, как всегда, чистили садки. Закладывали корм малькам.
— Ну, как наша банда? Пахан еще не просится в кабак? Чувихи не махаются из-за хахалей? Глянь, Анька! Вон та прямо по мурлу хвостом въехала пахану! Верняк, кент! Так ее! Вмажь по вирзохе! Вовсе оборзела! — восторгался человек игрой мальков. — Галка где? — спросил Полину.
— Ей вот-вот рожать! Нина Ивановна не велела приходить в цех, чтоб не случилось чего-нибудь.
— А где рожать станет?
— Б больницу повезут. В роддом.
— Понятно. Значит, семь елок нужно? Эй, Анна, а кто мне обещал на Новый год?!
— Чего? — выпрямилась баба.
— Как это чего? Любовь и ласку! Иль опять как в прошлый выходной?
— А что в прошлый? — спросил Федор из-за спины.
— Тоже ни хрена не обломилось, — признался Влас и вышел из цеха.
…Условники решили не обходить сопку по распадку, а, поднявшись на нее, выбрать елки на густой макушке и тут же вернуться. Они пошли напролом. Впереди — Дамир, как самый легкий, следом — Михаил, последним шел Влас.
Стукач, едва подступил к сопке, сразу по плечи провалился в снег.
— Там и оставайся! Лопату снега на тебя скину, и сиди тут, отморозок, пока крапива под задницей зацветет! — рявкнул Влас.
Михаил валенок в снегу оставил, стоял на одной ноге, как цапля.
— Ну, братва лихая, но убогая! Брысь с дороги! — обогнул их Влас и пошел впереди, снимая на пути сугробы.
Меченый шел, раздвигая деревья. С их вершин ему на голову и за шиворот летели комья снега, но Меченый не замечал этого. Сегодня у него было хорошее настроение. Он впервые заметил, что откашливается без крови и боли. Его перестали мучить потливость и температура. Влас поверил в свои силы.