Последняя схватка
Шрифт:
— А матушка? — воскликнула она, ласково отстраняясь от отца.
Виолетта стояла рядом и терпеливо ждала своей очереди.
— Да, — шепнул женщине Пардальян минуту назад, — тяжелая была схватка… Но девочка победила, как я и предполагал. Вы можете гордиться своей дочерью, Виолетта, Ну, пойдемте к ним.
От нахлынувшей на него волны счастья герцог словно помолодел и обрел на миг прежние чувства, которые, как солнце, согревали когда-то героическую и пылкую любовь Карла Ангулемского и прекрасной Виолетты. А герцогиня не утратила ни толики былых чувств… Супруг заключил Виолетту в страстные объятия, нашептывая ей на ухо нежные слова, и она утешилась, мечтая, что прежняя любовь снова согреет их дом. Затем наступил черед Пардальяна. Растроганный шевалье уже несколько минут чуть насмешливо наблюдал за сценой примирения, которому в немалой степени способствовал. Герцог же понимал, что жена и дочь ждут теперь, чтобы он обратился к Пардальяну с дружескими словами. И Карл Ангулемский сделал это.
— Пардальян, — проговорил он, — я обещаю вам, что порву с герцогиней де Соррьентес. Клянусь честью, что, пока вы живы, юный король Людовик XIII может меня не опасаться.
Виолетта и Жизель были так рады, что даже не заметили маленькой оговорки.
А вот всегда внимательный Пардальян не пропустил ее мимо ушей. Устремив на герцога проницательный взгляд, он сказал про себя:
«Ну-ну… Клянусь честью, он все-таки оставляет себе этакую маленькую лазейку на будущее!.. Но я вижу, что он искренен!.. Ничего не поделаешь: от страшного недуга — властолюбия — он не избавится до самой смерти».
Шевалье беззаботно пожал плечами и додумал свою мысль:
«Не беда! Моя кончина освободит меня от всех земных забот. И пусть герцог тогда делает, что захочет. Главное — сейчас Фауста в тупике!»
Тут Пардальян заметил, что все удивлены его молчанием, и важно сказал:
— Герцог, я принимаю ваше обещание в той форме, в какой вы его дали.
Невозможно описать бурную радость присутствующих. Заметим только, что герцог, похоже, ничуть не жалел о клятве, которую вырвали у него с таким трудом. Конечно же, Одэ де Вальвер был представлен — и принят так, как в этом доме принимали только тех, кто пользовался уважением Пардальяна. Что касается Ландри Кокнара, то хоть он и был простым слугой, но являлся также боевым соратником, и презиравший условности Пардальян не захотел обойти его своим вниманием. Представляя оруженосца семье герцога, шевалье нашел такие лестные слова, что славный Ландри был тронут до глубины души. Отныне он готов был пойти за господина шевалье и в огонь, и в воду.
Когда бурные восторги стали понемногу стихать, Пардальян вернулся к серьезному разговору.
— А теперь скажите, монсеньор, — попросил он, — что вы собираетесь делать с герцогиней де Соррьентес?
— Завтра я отправлюсь к ней и честно предупрежу, чтобы она на меня не рассчитывала, поскольку я отказываюсь от трона, — не задумываясь, ответил герцог.
— Нет, это безумие, — живо возразил Пардальян.
— Почему? — изумился Карл Ангулемский.
— Неужели вы думаете, что она вас простит? — усмехнулся шевалье. — Ведь она решит, что это измена.
— Да что она мне может сделать? — вскинул брови герцог.
— Засадит в Бастилию, черт побери! — воскликнул Пардальян.
— В Бастилию! — вскричали разом Виолетта и Жизель. Побледнев, они бросились к герцогу, словно желая защитить его.
— Ну да, в Бастилию, — решительно повторил Пардальян. — Разве вы не помните, монсеньор, что в руках мадам Фаусты подписанный приказ?.. Ей остается только пустить его в ход.
— Действительно! — пробормотал герцог. — Я совсем забыл об этом… Да, было бы глупо самому лезть в западню. Мы переберемся в наш особняк на улице Дофин или в дом на улице Барре. И тогда я уведомлю эту женщину… Ведь надо же ее как-то предупредить!
— И вскоре к вам заявится господин де Сегье со своими стрелками, чтобы взять вас под стражу, монсеньор, — вмешался Вальвер, который на этот раз принимал участие в разговоре,
— Вот именно, — подтвердил Пардальян.
— Черт! — выругался обескураженный герцог.
— Добавлю, — заметил Пардальян, — что в Париже вам не укрыться: Фауста найдет вас, где бы вы ни прятались.
— Черт! Вот черт! — повторил герцог, по-настоящему испугавшись: он слишком хорошо знал Фаусту. — Снова в Бастилию!.. О дьявол, лучше заколоться шпагой!
— Что ты, Карл! — ужаснулась герцогиня.
И, прижав руки к груди, взмолилась:
— Почему бы нам не отправиться в наши владения?.. Кто мешает нам вернуться в Орлеан?.. Мы были там так счастливы рядом с вашей добрейшей матушкой.
— Это единственное разумное решение, — поддержал Виолетту Пардальян, и она горячо поблагодарила его взглядом.
— Вынужден признать, что это так, — вздохнул герцог.
И с явным сожалением он произнес:
— На сборы уйдет несколько дней. Мы проведем их здесь, затаившись в этой конуре. И сразу в путь.
— Какое счастье! — возликовала Жизель, захлопав в ладоши, как малое дитя.
Она бросилась матери на шею и шепнула ей на ухо:
— Я же говорила, матушка, что счастье непременно к вам вернется!
— Но это случилось лишь благодаря тебе и нашему несравненному другу Пардальяну, — ответила сияющая герцогиня, прижимая к себе дочь.
— Погодите, — сказал Пардальян, — вы забываете, монсеньор, что испанец д'Альбаран знает про эту конуру, как вы изволили назвать сей прекрасный городской дом. Вас найдут и здесь. Нет, уж поверьте мне, раз вам ясно, что надо уезжать, поймите и то, что это надо сделать прямо сегодня, не теряя ни минуты. Когда вы будете в безопасности в своих владениях, вы спокойно можете посмеяться над мадам Фаустой. А я берусь предупредить ее об изменении ваших планов в должное время, то есть тогда, когда вы достаточно далеко отъедете от Парижа. Кроме того, я берусь устроить ей столько хлопот, что ей некогда будет думать о вас. Впрочем, убить вас она не решится, а навредить вам она не может без поддержки Марии Медичи и Кончини. А королева с фаворитом и не подумают вас беспокоить: с них хватит и того, что вы уехали. Так что отправляйтесь, монсеньор, отправляйтесь немедленно.
Совет был хорош. Жене и дочери не пришлось долго уговаривать герцога. Виолетта с дочерью жили в Париже под чужими именами, имея под рукой только самое необходимое, и потому сборы были недолгими.
Не прошло и часа, как Пардальян уже прощался со всем семейством, оставаясь полноправным хозяином дома, который мог хоть разобрать по камешку, если бы это понадобилось для спасения беглецов. Виолетта забрала с собой единственную служанку: в эту таинственную обитель герцогиня перебралась, чтобы устроить побег любимого Карла, и другой прислуги в доме не было. Вскоре отец, мать и дочь уже ехали верхом по дороге, ведущей в Орлеан. Они не слишком спешили и не погоняли лошадей. Семью герцога сопровождали шесть молодцов, вооруженных до зубов.
Особнячок был наглухо закрыт и казался теперь необитаемым. Пардальян, Вальвер и Ландри Кокнар устроились в нем, как у себя дома. Когда они остались одни, Пардальян распорядился:
— Ландри, сходи-ка на кухню. Герцогиня уверяла, что там запасов на два-три дня, да и в погребе кое-что найдется. Обследуй все хорошенько. На королевское пиршество мы не рассчитываем, однако надеемся на приличный обед… Не знаю, как вам, граф, а мне кажется, что у меня уже неделю маковой росинки во рту не было,