Последняя схватка
Шрифт:
«Пронесло! Я им нужен!..»
И тут же засомневался:
«Пронесло ли?.. Не спеши радоваться!.. Все зависит от того, что они от меня потребуют».
Кончини по достоинству оценил ловкий ход Леоноры и без обиняков сказал:
— Пожалуй! Да, ты не проболтался. Но ты прекрасно понимаешь, о какой измене я толкую.
«Они собираются говорить о малышке!» — обрадовался Ландри. И громко ответил:
— Похоже, вы намекаете на ребенка, монсеньор.
— Да. И за эту измену ты заплатишь жизнью, — угрожающе заявил Кончини. Казалось, он говорил серьезно.
Как только Ландри Кокнар почуял, что его пытаются использовать, лицо его тут же стало непроницаемым. Теперь Кокнара пугали, но он и бровью не повел. Ландри бесстрастно ждал, когда они выложат свои козыри. Но его сердце бешено колотилось, а лоб вновь покрылся испариной. Ведь Ландри, который так дорожил собственной шкурой и так боялся смерти, был полон решимости ничем не повредить малышке. А он знал, что, если откажется повиноваться Кончини, тот его не пощадит. Итак, Кокнару предстояло самому вынести себе смертный приговор.
Кончини выдержал паузу. Похоже, он ждал, что Ландри запросит пощады. Но тот был нем как рыба. Тогда Кончини заговорил с грубой прямотой человека, уверенного в своей силе и готового ею злоупотребить.
— Не будь ты мне нужен, уже давно бы болтался на виселице…
Ландри и вида не показал, что это для него не новость.
— У меня к тебе предложение, — продолжал маршал. — Но заруби себе на носу, если откажешься — вздерну! И никому не удастся тебя спасти.
— А если я соглашусь, монсеньор? — осведомился пленник.
— Тогда я тебя пощажу, верну тебе свободу и оставлю в покое, — пообещал Кончини. — Да еще получишь не одну сотню экю.
— Так что это за предложение? — сдавленным от волнения голосом поинтересовался Кокнар.
— Ты подпишешь официальную бумагу и, если потребуется, немедленно подтвердишь, даже поклянешься, что матерью ребенка, которого я тебе когда-то доверил, была мадемуазель Леонора Галигаи, ставшая впоследствии моей супругой, — проговорил маршал д'Анкр.
У Ландри Кокнара гора с плеч свалилась. Это он сделает запросто. С превеликим даже удовольствием. Предложение просто замечательное! Ведь таким образом девочка, которую Ландри когда-то спас и ради которой собирался теперь пожертвовать собственной жизнью, обретала высокое положение! Но слова маршала так поразили Кокнара, что он невольно воскликнул:
— Как, мадам, и вы пойдете на такую жертву?
— Несомненно, — просто подтвердила Леонора, — я сама предложили это монсеньору.
— Это достойно восхищения, мадам, — прошептал Ландри, почтительно склоняясь перед ней. Потом повернулся к Кончини и спокойно поинтересовался:
— Если я соглашусь, монсеньор, кто мне гарантирует, что, добившись своего, вы не избавитесь от меня без лишнего шума?
— Я готов поклясться чем угодно, — заявил маршал, не обижаясь на такую недоверчивость.
— Не надо, Кончини, — вмешалась Леонора. — Этот парень — не дурак, он и так все поймет. — И женщина обратилась к сосредоточенному Ландри. — Разве ты не слышал, что сказал монсеньор. Ты нужен ему как очевидец?! Что может быть вернее такой гарантии?
— И впрямь, мадам: я понимаю, что монсеньор не станет убирать такого ценного свидетеля, как я, — кивнул Кокнар. — Но меня страшно беспокоит еще одно обстоятельство.
— Какое? — осведомилась Леонора с неизбывным терпением.
— Дело вот в чем, — чуть насмешливо продолжал Ландри. — Монсеньор говорил, что мне придется подтвердить все это под присягой. Это уже серьезно, мадам. Я добрый христианин, черт бы меня побрал, и не хочу угодить в ад за ложную клятву.
— И только-то? — вскинула брови Галигаи. — Мой брат Себастьян — архиепископ в Туре. Он отпустит тебе этот грех. Заступничества человека, имеющего такой сан, тебе достаточно, чтобы совесть твоя была спокойна?
— Клянусь честью, мадам, для вас нет неразрешимых вопросов! — вскричал восхищенный Кокнар.
— Значит, ты согласен? — живо спросил Кончини.
— Одну минутку, монсеньор, — ответил хитрый Ландри. — Чтобы покончить с этим делом, надо обсудить все детали. Вы говорили что-то о сотнях экю… Будьте любезны, назовите мне, пожалуйста, точную сумму.
— Пятьсот экю, — нетерпеливо бросил Кончини.
— Сто пятьдесят ливров! — воскликнул Ландри, недовольно поморщившись. — Ах, монсеньор, раньше вы были щедрее!.. А ведь вы не были тогда так богаты!..
— Этот человек снова прав, — проговорила Леонора.
Она выдвинула ящик, достала мешочек и, положив его на стол перед Ландри, пояснила:
— Тут тысяча пистолей,
— Это хорошие деньги, — улыбнулся Кокнар. И холодно добавил: — Мне хватит… на первое время.
— Шутить изволишь? — угрожающе зарычал Кончини.
— Не серчайте, монсеньор, — хладнокровно произнес Ландри. — Вы еще благодарить меня будете. Но за другое… Я хочу предложить вам одно дельце, когда мы покончим с этой историей. Итак, я совершу то, чего вы от меня требуете, монсеньор, но при одном условии: мне будет позволено увидеть мадемуазель Флоранс и поговорить с ней.
— Зачем? — подозрительно спросил Кончини.
— Чтобы убедиться, что ее не подменили, и выяснить, согласна ли она стать вашей дочерью, — твердо ответил Кокнар. — Иначе я не соглашусь, монсеньор, и вы можете вызывать палача.
— Ты увидишь девушку прямо сейчас, — сразу согласился Кончини. — И без свидетелей. Так ты убедишься, что мы не оказываем на нее никакого давления. Смотри, как я тебе доверяю.
Очень довольный, маршал живо встал с места, подошел к Ландри и собственноручно разрезал веревки, стягивавшие запястья пленника. Потом Кончини позвонил и, кивнув на пухлый мешочек, бросил:
— Бери, бери, я тебе верю!
Лукаво улыбаясь, Ландри схватил мешочек и быстренько засунул его в карман.
На звонок пришла Марчелла. Кончини что-то тихо приказал ей и, повернувшись к Ландри, произнес: