Последняя среда. Литература о жизни (Тема номера: Украина)
Шрифт:
Художник, стремящийся оставаться в рамках языка живописи, попадает сегодня в ситуацию почти неразрешимую: именно то, что позволяет достичь глубины содержания, маркируется современной культурой, как маргинальное, лежащее вне магистральных путей, а, следовательно, якобы, «неинтересное». Таким образом, мы видим тот самый заявленный произвол, и даже насилие, но не со стороны художника, а со стороны тех, кто распоряжается структурой, призванной соединить художника и зрителя.
Ведь не «структуре» дано свыше открывать и постигать истину. Объектом истины всегда останется единичный человек – художник, идущий путём смертного: «Аще бо и пойду посреде сени смертныя, не убоюся зла, яко Ты со мною еси»…
В этой ситуации от художника требуется эстетическая избирательность, аккуратность и даже аскетичность в выборе средств. Он обречён уклоняться от выполнения программы, написанной за него. Можно сказать, что пространство художественного сегодня сжимается – для живописи остаётся не так уж много места – сама живопись, чистая живопись».
(из статьи о живописи Надежды Курбанбаевой (Umit Bek)
«Для чего работает художник? В чём смысл авторского высказывания? Как это высказывание связано с действительностью? В изобразительном искусстве это не столь уж очевидные вещи. Художник вполне естественно может погрузиться в поиск формы, в решение множества других задач и перестать прислушиваться к сигналам, которые посылает
(из статьи о графике Владимира Фирсова)
«Живопись, переложенная на язык понятий, оторванная от материальной основы – красок, холста, грунта, техники, на мой взгляд, превращается в мёртвую конструкцию, теряет связь с реальностью. Меня лично смущает такая комбинаторика, претендующая на индивидуальность, проникновение в суть вещей, интеллектуализм.
Если в теории, касающейся создания текстов, всё выглядит убедительно, то пространство картины требует какого-то иного единства. Живопись, начинаясь со спекуляций, может так и не стать живописью. В ней самой, в присущем ей способе возникновения, в её непосредственном бытии осуществляются открытия, формируются решения. С точки зрения теории легко договориться до того, что неважно, как положен мазок, какова фактура, неважна степень подобия, и т. д., то есть всё то, что составляет существо живописи. Между тем, это далеко не так. Попытки философствования приводят представителей современного искусства в тупик.
…Художнику не всегда хватает опоры, которую создают собственные творческие импульсы. Их слабое движение по каким-то причинам потеряло энергию, и давно не нарушает тоскливую тишину выставочных залов, где очень странные люди, торгующие искусством, пытаются изобразить подобие художественной жизни. Естественная потребность выставить свои картины начинает казаться ненужной тратой времени. С другой стороны, художники, работающие в традиционных техниках и жанрах, в эти годы определились и утвердились в своём отношении к соблазнам т. н., «актуального» направления.
…Проблема состоит в том, что внутри исторически возникшей визуальной всеядности усилия по созданию некоего убедительного пластического языка практически напрасны. Но из этого не следует, что они не должны быть предприняты. И они предпринимаются – каждый раз, когда художник берёт в руки кисть и вступает в отношения с природой, готов у неё учиться, не навязывая ей заранее взятые формы и приёмы, но создавая их.
Живопись в самой своей основе – онтологична. Она продолжает прокладывать пути в мир, без какого бы то ни было посредничества. В этом её подлинная актуальность и современность. Искусство, профессионально называющее себя современным, напротив, выламывает человека из Бытия, отрывает его от смысла. Косвенным подтверждением тому служит мощная структура и строгая иерархия, призванные заменить какую бы то ни было иерархию ценностей. Без этой структуры, как без руководящей роли партии, актуальное искусство не сможет существовать. Представьте себе актуального художника, одиноко творящего знаки ни о чём. Картина, быть может, трогательная, но клиническая».
(Из текста «Разговоры с Виталием Грибковым (Интервью в форме монолога»)
«…Он сам практически не в состоянии как-то объяснить происходящее в его творчестве, но, употребив некоторое усилие, можно понять, что в избранном им однообразии и повторяемости двух-трёх мотивов, странных минималистских сюжетов взывает и вопиет фундаментальная бесприютность, осознаваемая художником лишь отчасти, но данная ему в его творческом опыте.
Берусь утверждать: эта бесприютность есть ни что иное, как тоска по раю.
… Эта нарративная скудость полностью искупается щедростью самой живописной поверхности, ради которой, собственно, всё и происходит. Как известно, истинная щедрость по-своему скаредна, то есть, рачительна. Быть может поэтому, художник так кропотливо бьётся с каждым мазочком и пятнышком краски, с каждым элементом фактуры. Подобно Творцу вселенной, знающему число песчинок на морском берегу…»
(из статьи о живописи Александра Дедушева «Улитка, ползущая в рай»)
Литературные премии
Премия «Живая литература». Итоги и перспективы
В ноябрьском номере журнала «Знамя» за 2011 год была опубликована статья известного критика Натальи Ивановой «Запрет на любовь» с подзаголовком «О дефиците эмоций в современной словесности». Обсуждение темы, заданной статьей, состоялось на декабрьской книжной ярмарке «Нон-фикшн». Я, конечно, не считаю, что эту публикацию и разговор инициировал прошедший в первой половине 2011 года конкурс премии «Живая литература», но проблема, как говорится, носится в воздухе. Если уж о ней заговорил «толстый журнал», для которого в современной литературе всегда все «в ажуре»… Вчитаемся во фразу «О дефиците эмоций в современной словесности». Позвольте, но ведь эмоция – это и есть сфера искусства, в отличие, скажем, от науки. Следовательно, фраза означает: «О дефиците искусства в современной (художественной) словесности». Вот и мы о том же: та современная литература, которую представляют читателю «толстые» журналы, крупные издательства, а также связанные с ними литературные премии и фестивали, уже давно утратила потребительскую ценность: отсутствует и эстетическое удовольствие, и новизна. Эстетическое удовольствие и новизна – связанные вещи. Создающий нечто вторичное неизбежно – пусть подсознательно – это чувствует. Яркой, заразительной эмоции тут просто неоткуда взяться. Соответственно, не может получить ее и читатель. В свое время модернизм провозгласил необходимость формальной новизны произведения искусства: право на существование имела только та форма, которой прежде не существовало. Построенное на этих принципах искусство быстро зашло в тупик. Особенно ярко это продемонстрировала так называемая авангардная музыка. На смену модернизму пришел постмодернизм: требование обязательной формальной новизны было отменено. Художник получил право вкладывать новое содержание в уже известные формы. К сожалению, практика постмодернизма свелась, в основном, к перетасовке давно известных форм и идей. С новым содержанием оказалось туго. Между тем, перед человеком стоит задача встроить быстроменяющуюся, порой травматическую для него, действительность в свою картину мира, «обжить» эту действительность. Тут неоценимую помощь могло бы оказать человеку именно искусство, предложив модель эмоционального отношения к текущей действительности. Рискну предположить, что в этом и состоит задача искусства, его содержание. Поэтому в искусстве и требуется новизна – действительность-то все время меняется. Но в современном искусстве – что на «Западе», что у нас – в последние десятилетия культивируется бессодержательность. Это, несомненно, связано с общей ситуацией в мире: все большее значение в последнее время приобретали финансовые пузыри и манипуляции, приведшие в результате к глубокому экономическому кризису. При таком положении дел правящие слои были крайне не заинтересованы в том, чтобы открылась реальная картина происходящего. Отсюда и расцвет бессодержательного, фигуративного искусства. В том числе и в литературе. Но, как писал Маяковский, «поэзия – пресволочнейшая штуковина: существует – и ни в зуб ногой». Раз уж искусство дожило до нынешних времен, значит, оно содержит в самом себе источник сохранения. Значит, должно существовать и сейчас. Нужно его только разглядеть. Эту задачу и поставила перед собой премия «Живая литература», задуманная как антитеза так называемому «литературному процессу». Ведь для чего используется понятие «литературный процесс»? Чтобы на вопрос читателя: «А есть сейчас что-то интересное почитать в художественной литературе на русском языке?» ответить: «Идет литературный процесс, которому способствуют крупные издательства, «толстые» журналы, литературные фестивали и премии. Сейчас, возможно, это все скучно и вторично, но вот со временем мы получим непременные шедевры». Возьму на себя смелость утверждать, что из скучного для всех сейчас в будущем может произрасти только что-то еще более скучное. Устроители премии стремились отыскать в современности произведения, способные вызвать у читателя живой отклик, непосредственную эмоцию, эстетическое удовольствие, пробудить в нем надежду на будущее, помочь обжить окружающий мир. То есть, попростку говоря, отыскать произведения искусства. Живая литература – это литература способная к развитию, к порождению действительно нового, определяющего собой будущее. Учредителями премии выступили издательство «Э.РА», сайт «Гуманитарный фонд» и литературный клуб «Последняя среда». В первый сезон 2010–2011 гг. конкурс проводился в номинациях «Поэзия» и «Переводы поэзии». На соискание премии принимались произведения здравствующих поэтов и переводчиков. Из присланных на конкурс произведений голосованием оргкомитета были составлены лонг-листы в обеих номинациях. В них вошли тексты поэтов и переводчиков из России, Украины, Армении, Финляндии, ФРГ, Португалии и Израиля. (Заметим, что согласия номинируемого не требовалось. Приветствовалась ситуация, когда номинатором выступал не автор или переводчик, а именно «читатель). Этот корпус текстов был опубликован на сайте премиии по мнению устроителей и представляет собой главный ее результат – свидетельство существования в наши дни действительно живой, значительной, способной заинтересовать читателя литературы. Из участников лонг-листа было сформировано жюри, определившее шорт-лист премии. Лауреаты были названы в результате совместного голосования жюри и оргкомитета. Такая двоичная структура судейства была выбрана, чтобы попытаться отразить мнение двух сторон: «читателей» и «писателей». (Кавычки тут поставлены оттого, что в современной ситуации эти группы в области «некоммерческой» литературы часто пересекаются). «Читателей» представлял оргкомитет, а мнение авторов, прошедших первоначальный отбор – то есть соответствующих критериям премии – и вошедших в жюри, должно было показать, что является ориентиром для них в современной литературной ситуации. На суд жюри были представлены по 15 стихотворений каждого автора или переводчика. Имена участников на первый двух этапах – вплоть до оглашения шорт-листа – не раскрывались. Это было сделано для того, чтобы оценивались исключительно сами тексты, а не общие заслуги или репутации участников. Лауреатом премии в номинации «Поэзия» стал Илья Трофимов. Илья также известен, как интересный, самобытный художник. Его лаконичную, пользующуюся скупым набором средств поэзию я бы сравнил с русскими иконами – та же художественная выразительность и глубина содержания. В шорт-лист номинации «Поэзия» также вошли Алексей Зарахович, Алексей Ивантер, Ольга Ильницкая и Вадим Ковда. В номинации «Переводы поэзии» лауреатом стал Юрий Денисов за переводы французской классики 19–20 вв. Строгость формы сочетается в этих переводах с ярким, свежим языком и точностью и живостью в передаче деталей. В отобранных оргкомитетом переводах также широко представлен английский и американский верлибр 20 века – переводчики Владимир Бойко, Виктор Постников, Алла Шарапова, Аркадий Штыпель. Эти переводы кажутся мне чрезвычайно важными, поскольку только сейчас русская поэзия стала вырабатывать адекватный язык для передачи англосаксонского верлибра, а его художественные достижения, при их освоении, могут оказаться для нас весьма плодотворными. В этой связи отмечу вошедшие в лонг-лист «Поэзии» верлибры Владимира Кравченко – редкий случай хорошо звучащего, оригинального по интонации и содержанию современного русского верлибра. В сезоне 2011–2012 гг. к двум существовавшим номинациям добавилась еще одна: «Проза». На конкурс будет приниматься как законченные произведения, так и фрагменты больших по объему произведений, в размере, не превышающем 30 тысяч печатных знаков. Таким образом будет оцениваться способность участника удержать читательское внимание на протяжении хотя бы небольшого по объему текста. Отмечу еще одно обстоятельство: денежное содержание премии составляет ноль рублей ноль копеек. Как сказал один из участников конкурса в своем выступлении на заключительном вечере сезона, это не разъединяет поэтов и переводчиков, делая их конкурентами, а, наоборот, объединяет. В то же время устроители премии стремились донести произведения лонг-листа премии до читателя. (Сайт премии за время истекшего сезона посетили более ю тысяч человек, и читатели продолжают заходить на странички участников конкурса). Эту задачу взял на себя существующий при издательстве «Э.РА» Фонд поддержки независимого книгоиздания. Благодаря ему и стала возможной публикация этой книги. С оргкомитетом премии «Живая литература» тесно сотрудничает литературный клуб «Последняя среда». Многие участники конкурса премии выступили с чтениями на его вечерах. Многие также приняли участие в Открытом московском литературном фестивале «Украинский мотив», одним из организаторов которого яалялся клуб. С целью создать общую эстетическую платформу Фонд поддержки независимого книгоиздания наряду с публикацией произведений «Живой премии» издал сборник «Последняя среда. Стихотворения и комментарии», среди авторов которого и члены оргкомитета премии, и некоторые участники конкурса. В целом и премия «Живая литература», и деятельность Фонда, и клуба «Последняя среда» направлены на создании литературного (а, возможно, в будущем и не только литературного) сообщества, разделяющего общие эстетические ценности. Это сообщество принципиально открыто для всех, кому интересна его деятельность. Собственно, сам факт интереса уже означает некоторую эстетическую общность. Для того, чтобы войти в сообщество, достаточно заинтересовать других его участников. Премия и клуб как раз и предоставляют всем желающим такую возможность. Присоединяйтесь!
Оргкомитет премии
Дела издательские
Михаил Ромм
Умирает ли издательское дело и книга как таковая?
Недавно мне пришлось принять участие в небольшом диспуте на тему: «Похороны книжной индустрии». Вкратце, тезисы инициатора дискуссии сводились к тому, что пора покончить с издательством, как с посредником между автором и читателем.
В качестве альтернативы, предлагается публикация электронной книги в интернете с получением платы за факт прочтения. Основной аргумент, подтверждающий жизненность темы – спад продаж книг во всем мире. Такой подход, разумеется, не выдерживает никакой критики, но автор и не стремится реально в чем-то разобраться. Конечно, если цель просто привлечь внимание к еще одному сетевому ресурсу, то и странно было бы ожидать реального анализа. Весьма популярный, в наше время, способ обмана наивных читателей, который сводится к тому, чтобы выдать эффектный заголовок, не особо стремясь, чтобы текст ему соответствовал.
Рецепт успеха в интернете, предлагаемый автором, в том же ключе. Разумеется, если придумать заголовок, вроде «Как разбогатеть, ничего не делая, при этом много есть, и не растолстеть», вывесить в интернете и собирать плату за клик, то совершенно не важно, что содержание книги сведется к скучной мысли, что такое невозможно.
Между тем, как проблема издательского кризиса действительно актуальна, я пока встретил три мнения на эту тему:
1. Книга отмирает, так как ей на смену идет электронная книга.