Последняя тайна жизни (Этюды о творчестве)
Шрифт:
Профессор Р. Тигерштедт был членом Нобелевского комитета, но это был частный, ознакомительный визит. Весной 1904 года он прибыл в Петербург вместе с другим членом комитета, И. Иогансоном, уже с официальными полномочиями. Несколько дней подряд им подробно наказывали все павловское хозяйство: и знаменитое мнимое кормление, и наблюдательное "окошко" в желудке, и, конечно же, "маленький желудочек". Для наглядности многие операции производились прямо в присутствии высоких гостей. Оперировал сам Иван Петрович. И хотя не обошлось без спешки и волнения, мастерство И. П. Павлова поразило зарубежных ученых. Они уехали в твердой уверенности, что их русский коллега
В октябре того же года Ивана Петровича уведомили, что он признан лауреатом и его приглашают в Стокгольм для вручения Нобелевской премии. В декабре 1904 года состоялось торжественное вручение золотой медали, диплома и денежного чека на семьдесят пять тысяч рублей.
Вручал И. П. Павлову эту высокую награду сам король Швеции и, дабы уважить прибывшего из России ученого, произнес на русском языке специально выученное приветствие: "Как Ваше здоровье, Иван Петрович?"
Здоровье у пятидесятилетнего Павлова было отличным. По-прежнему он был крепок, подвижен и производил впечатление отнюдь не пожилого человека, разве чуть начали седеть его каштановые волосы.
Павловы переехали в новую квартиру в бельэтаже дома на углу Введенской и Большой Пушкарской улиц. Окна гостиной, столовой, детской и спальни выходили на просторную Введенскую площадь — Иван Петрович любил, когда в комнатах много солнца и света. Его кабинет, так же как и комната старшего сына, кухня и прочие подсобные помещения смотрели окнами в тихий двор.
Семейным центром была большая гостиная. А в ней главная достопримечательность — резной книжный шкаф черного дуба с любимыми (научных изданий тут не держали — они хранились в кабинете) книгами. Здесь сверкал золотыми обрезами "Брокгауз и Ефрон", на почетном месте виднелись "Астрономические вечера" и "Атлас звездного неба". Это все предназначалось для детей. Иван Петрович был большой знаток астрономии и к любимому занятию этому приобщил своих детей.
Беллетристика почти вся была куплена в дар: лучшим подарком ко дню рождений в семье Павловых считалась книга. Ее потом тщательно "одевали" в сафьяновый с тиснением или гладкий кожаный переплет, старательно подобранный самолично хозяином дома.
В гостиной Иван Петрович иногда правил рукописи (письменным столом он вообще редко пользовался).
После обеда он любил отдыхать здесь на диване, поглядывая на висевшую над ним картину художника Н. Н. Дубовского — давнего приятеля Павловых. На ней изображен был уголок курортного местечка Силломяги, куда каждое лето выезжал Иван Петрович с семьей на дачу. Вечерний пейзаж — с заходящим в море солнцем, догорающим костром на берегу — постоянно напоминал И. П. Павлову его любимое место отдыха. Он сделался теперь истинным петербуржцем, был влюблен в его камень и дворцы, в зеленые пригороды с великолепными фонтанами и холодное северное море. На другой стене висел портрет старшего сына в пятилетнем возрасте кисти знаменитого художника Н. А. Ярошенко.
На рождество посреди гостиной ставили высоченную, до потолка, елку и устраивали обязательный "елочный прием" для детей. Здесь же стоял подаренный племянникам дядей Митей рояль. У Павловых было четверо детей, а так и не женившийся Дмитрий обычно проводил в семье старшего брата и зимние и летние каникулы. Никто не мог придумать игры смешнее, прозвища остроумней, шутки веселее, чем он. Что же касается науки, тут дела обстояли не так весело. Легкая дорога, которую он выбрал в юности, не привела к таким высотам, на какие поднялся старший брат. Он был рядовым химиком, ничего нового в науке не совершил.
Иван Павлов стал четвертым нобелевским лауреатом. До этого высокой награды удостаивались исключительно врачи, согласно завещанию шведского промышленника и изобретателя Альфреда Нобеля, "принесшие наибольшую пользу человечеству". Один из них создал противодифтеритную сыворотку, другой — установил причину малярии, третий — разработал метод лечения туберкулеза кожи.
Иван Петрович Павлов не совершил чисто медицинского открытия, его работы были скорее теоретическими. Но так кардинально они меняли представления ученых и врачей, были столь фундаментальными, что награда была вполне заслуженной. Он был ее удостоен "в знак признания его работ по физиологии пищеварения, — как записано в дипломе, — каковыми работами он в существенных частях пересоздал и расширил сведения в этой области".
Еще только прошел слух о возможном награждении, а Академия наук России уже избрала И. П. Павлова членом-корреспондентом, Парижская медицинская академия — своим иностранным членом. К моменту вручения награды Иван Петрович состоял в тридцати с лишним научных обществах, университетах, академиях. Один из первых его университетских преподавателей, Илья Фаддеевич Цион, живший в то время за границей, прислал ему свое поздравление и приветствие ("Учитель доволен своим учеником, радуется за него: это ли не торжество"). Сам И. М. Сеченов поздравил Ивана Петровича с "блистательным завершением… плодотворной 25-летней деятельности, придавшей яркий блеск русскому имени".
Казалось, ученый достиг вершины. С нее открывались неоглядные дали — углубляй, исследуй подробнее физиологическую проблему, которую так успешно разрабатывал до сих пор. Но Иван Петрович принадлежал к тем людям, для которых вершина всегда впереди. И он оставляет принесшую ему всемирный успех область науки и берется за совершенно новое дело.
Неожиданно для всех он делает крутой поворот от пищеварения к психике. Мало того что здесь надо все начинать сначала. Большинство физиологов считало, что это вообще не их область исследования. Сознанием, мышлением занимаются психологи — им и карты в руки. Да и не поздно ли в пятьдесят с лишним лет браться за новую проблему?
Но профессор неумолим. Сотрудникам запрещено даже говорить о пищеварении.
— Долой физиологию пищеварения. — заявляет он своим ученикам и помощникам. — Я вас всех переключу ка исследование нервной системы.
— Да ведь здесь работы лет на сто хватит, — смеялся он в лицо скептикам. — Нет, нет, с пищеварением покопчено. Я весь уйду в ту область.
И действительно, все силы были брошены на решение вопросов, к которым неизвестно как и подступиться. Друзья советовали образумиться, многие сотрудники открыто высказывали свое недовольство, некоторые даже ушли из лаборатории, дома и то недоумевали: зачем ему вдруг понадобилось лезть в собачью душу?
Но решение заняться изучением психических явлений пришло совсем не вдруг. Он давно уже присматривается к лабораторным собакам. Когда им кладут еду в рот, естественно, что начинает выделяться необходимая для переваривания пищи слюна. А если служитель только гремит миской за дверью, а у собак уже текут слюнки — заранее, лишь в предвкушении еды? Почему бы это? Или собака просто смотрит на мясо в кормушке, еще не ест его, а слюнные железы уже начали работать. Отчего?
Иван Петрович назвал такое слюноотделение "психическим". Оно очень мешало ему изучать физиологию пищеварения в чистом виде, усложняло картину.