Последняя трапеза блудницы (Загадка последнего Сфинкса)
Шрифт:
Чтобы скрыть свою первую любовь – или назло надменной девчонке, – Маслов решил поухаживать за Раечкой, тоже танцовщицей из ансамбля: росточком пониже и характером попроще. Он задурил ей голову и так заигрался, что сам поверил в новое увлечение. Годы пролетели, как один миг. Раечка стала его невестой, женой…
«Игорь еще тогда портил мне жизнь! – осознал Маслов. – Не будь его, я бы не женился на Раисе, не впал в депрессию, избежал бы творческого кризиса. Я бы нашел женщину достойную, которая стала бы моей музой, вдохновляла бы меня! – думал он, прогоняя мысли о втором неудачном браке. – Я погрузился в
Это бесконечное обвинительное заключение утомило Маслова, он вспомнил, что завтра станет свидетелем очередного триумфа своего недруга, что тот поручил ему произнести по сему поводу речь, – и заскрипел зубами. Почему он не отказался? Почему не послал Домнина к черту? К дьяволу?
– Я вынужден распродавать коллекцию отца, расставаться с дорогими моему сердцу вещами, семейными реликвиями, а Игорь с жиру бесится. Снимает на ночь элитный клуб, чтобы показать публике написанную им картину. Подумаешь, событие! На столах будет обильное угощение: шампанское, устрицы, икра, ананасы, жареные куропатки. Женщины придут в умопомрачительных туалетах и приведут богатых мужчин, которые привыкли не считать денег. Все эти нувориши, ни черта не смыслящие в искусстве, будут аплодировать, восхищенно вздыхать и кричать «Браво!» И над всем этим великолепием огней, музыки, вин, яств, женской красоты и мужской щедрости будет царить вышедшая не из пены морской, как Афродита, а из-под кисти господина Домнина блудница, роскошная куртизанка, воплощение соблазна и греховной любви.
Маслов говорил сам с собой. При всем его затаенном негодовании, он не мог не признать, что есть в полотнах Игоря некая магия, черная или белая – не ему судить.
Он опять представил себе мастерскую художника, обрамленную бронзовыми завитками багета картину, стоящую в тишине и темноте, наполненной ее колдовскими вибрациями, и задрожал от вожделения. О, как бы он хотел причинить Игорю такую же боль, какую испытывал сам! Пусть попробует, каково это, когда отбирают самое дорогое…
Много лет назад они с Домниным, оба студенты, стояли на набережной Невы и любовались каменными сфинксами.
– «Его лицо прекрасно, а рот несет печать изящества», – произнес Феофан, повторяя слова арабского путешественника о Сфинксе из Гизы. – Хотел бы я побывать в Египте и посмотреть на этого исполина! Древние считали Сфинкса живым существом, которому боги повелели следить за порядком. Когда поведение людей переходит границы дозволенного, он спрыгивает с пьедестала и удаляется в Ливийскую пустыню…
– Зачем? – спросил Домнин.
– Зарывается там в песок. Я бы на его месте поднимал песчаную бурю!
Они заговорили о скульпторе, который высек из скалы гигантскую статую.
– Я не верю, что Большой Сфинкс создан рукой человека, – твердил Маслов. – Он слишком велик.
– Имеешь в виду размеры?
– Конечно нет. Египтяне называют его Шепес
Недавно Феофан вспомнил о том разговоре, сделал гипсового Сфинкса и послал Игорю, но художник, видимо, не понял намека…
Потом, выбирая на продажу из собранных отцом произведений живописи копию Кнопфа, Маслов остановился на «Ласках». Художники эпохи модерна нередко прибегали к изображению Сфинкса, открывая в этом мифическом персонаже символ другого мира, существующего бок о бок с миром людей…
Глава 29
Первые дни марта почти ничем не отличаются от зимних. То же можно сказать и о ночах. Морозец и мелкий снежок, ветер, хруст под ногами, безлюдные улицы, стылый свет фонарей, огни вывесок и витрин. Холод пробирается за воротник, щиплет щеки.
Астра и Матвей замерзли, стоя в темноте подворотни.
– Что мы здесь делаем? – сердился он, потирая уши. – Кого-то ждем?
– Возможно, нам повезет, и мы увидим что-то интересное.
– Как бы не так!
Астра не сводила глаз с заветной двери.
– Там кто-то есть? – спросила она у Матвея. – Как думаешь?
– По-моему, никого. Окна закрыты жалюзи, да и время позднее. Нормальные люди давно разошлись по домам спать.
– Где ты видел нормальных людей? – хихикнула она.
По улице, отбрасывая на снег черную тень, скользнула фигура в надвинутой на лицо шапочке. Астра затаила дыхание и вцепилась Матвею в руку. Человек прошел мимо… приостановился. Блеснул огонек – одинокий прохожий прикуривал сигарету. Через минуту он свернул, и его шаги стихли в глубине переулка.
– Долго мы здесь торчать будем? Пока не превратимся в ледяные статуи?
В ответ на слова Карелина на улице показались двое пьяных – тот, который крепче держался на ногах, вел второго домой.
– Где ты живешь-то? – донеслось до наблюдателей. – Д-давай… ищи…
Заблудившийся любитель спиртного затянул песню. Отголоски его вокала еще долго раздавались из снежного мрака.
– Одни забулдыги бродят… – ворчал Матвей. – Их мы, что ли, караулим?
Астра не на шутку замерзла: ног она уже не ощущала, губы свело. Ожидание явно затягивалось. Может, она ошиблась, и никто сюда не придет?
– Ты взял свои железки? – шепотом спросила она.
– Взял, но…
Матвей хотел сказать, что действия, на которые она его толкает, называются «незаконным проникновением в чужое помещение», однако Астра потянула его за рукав, и он молча пошел за ней. Хруп-хруп… Эхо их шагов ударялось о стены старых домов, много раз перестраивавшихся. Фундаменты здесь закладывались, наверное, еще в восемнадцатом веке.
– Сигнализации нет, – объяснила Астра, показывая ему дверь с большой металлической ручкой. – И замки самые обычные.
– Странная беспечность…
– Не все люди панически боятся воров. К тому же сигнализация не панацея, это я тебе как дочь богатых родителей говорю. Кому надо, тот и бронированную дверь откроет, и сейф… и все, что угодно.
Матвей приметил на соседнем доме камеру наружного слежения, но здесь, за углом, ее обзору мешал большой каменный выступ.
– Все равно странно, – упрямо повторил он, оглянулся по сторонам и полез в карман за отмычками.