Последняя война
Шрифт:
Ясур серым кошачьим силуэтом метнулся к воротам, заглянул и выругался про себя. Четверо мергейтов укладывали в кожаные сумы золото из сокровищницы, а трое других медленно приканчивали Аладжара. Незнамо зачем он покинул свое убежище на вершине башни-минтариса и, естественно, попался в лапы степняков сейчас они раздели его, привязали к стволу древнего мегаора и, не слишком натягивая луки, стреляли то по его конечностям, то по телу… Наконечники проникали неглубоко, но причиняли жуткую боль.
— Пожалуйста… — на последнем издыхании молил Аладжар. — Зачем? Вы нашли золото, камни… Ой… А-а-а!
Новая стрела с треугольным,
"Он все равно теперь не жилец, — почему-то безразлично подумал Ясур, отворачиваясь. — Никто не переживет таких ран, кроме самых великих богатырей. Великий Атта-Хадж, что же происходит? Почему мергейты обезумели? Война войной, но почему такие зверства? Степняк никогда не причинит вреда ребенку, старику или животному. В чем дело? Откуда у них эта жажда, которую может утолить только чужая боль и страх?"
Ясур уже собрался обогнуть ограду храма и пройти к тайному ходу, люк которого находился глубоко во дворе, за деревьями. Его остановила неясная белесая тень, мелькнувшая у бокового выхода огромного строения. Только этого еще не хватало!
— Оставьте ребенка в покое, — прозвучал в ночи уже не детский, но еще и не мужской голос. — Уходите. Вы достаточно потешились.
Мергейты обернулись. Перед ними стоял невысокий молодой человек в белой одежде и столь же белом тюрбане с пером. В руках у него не было оружия, лишь правый кулак сжимал в себе казавшуюся в темноте грязной тряпицу.
Степняки редко разменивались на лишние слова. Свистнул аркан, Ясур, обнажив старинную саблю, уже рванулся вперед — защищать своего мардиба, но остановился как вкопанный, пробороздив каблуками серую пыль двора.
Фарр атт-Кадир резким движением выбросил вперед правую ладонь. На пальцах, покрытых тряпицей, лежало что-то темное. Плохо ограненный желтоватый камешек.
Вспышка розового света — и ремень аркана исчез бесследно, будто воздух пожрал его и растворил в себе, подобно дыму. Мергейты попятились. Самый старый из них довольно быстро совладал с испугом, вытянул кинжал и шагнул к человеку в белом.
Камень на ладони Фарра вновь сверкнул подобно синеватой звезде и острый клинок рассыпался в пыль. Степняк споткнулся и вдруг закричал диким неестественным голосом. Его пропитанный пылью чапан затлел призрачными холодными огоньками, кожа с пальцев и лица начала оползать, словно плавясь, глазницы, глухо хлопнув, опустели, а спустя мгновение сухая мумия, только что бывшая человеком, с неприятным треском осела наземь.
— Шаман, шаман! — надрывно завопили остальные степняки и, больше не пытаясь даже взглянуть на Фарра атт-Кадира, бросились прочь со двора, к своим лошадям. Ясур, если бы хотел убить их, сделал бы это не слишком напрягаясь. Мергейты были невероятно поражены ужасом, навеваемым священным Кристаллом из Мед дай.
Застучали копыта, и шестеро всадников исчезли в багрово-черной ночи. Ясур мельком подумал, что лошадь они с Фарром все-таки заполучили — бурый конек погибшего от магии Кристалла мер-гейта нервно топтался у коновязи.
Атт-Кадир подбежал к израненному Аладжару, вытащил из-за голенища нож, мгновенно обрезал веревки и осторожно уложил младшего ученика храма на землю со словами: "Вспомни Атта-Хаджа. Он поможет тебе".
Ясур впервые в жизни видел настоящее чудо исцеления. Не такое, как у знахарей, степных шаманов или проповедников чужих богов, изредка заглядывавших в Саккарем, а настоящее. Исчезали кровоточащие раны, свет Кристалла заглатывал боль и страх, оставляя место покою и силе жизни.
— Ясур? — Сторож знал, что Фарр его не видит. Однако юный мардиб каким-то образом почувствовал присутствие своего однорукого наставника. — Ясур, ты видишь? Видишь? Атта-Хадж действительно существует! И через меня изливает свою благодать на гибнущую землю.
— Вижу. — Сторож выступил вперед. — И склоняюсь перед тобой, мардиб. Ты одним движением победил семь сабель и дал человеку новую жизнь. Теперь я вечно твой раб.
— Не я, — по-прежнему стоя спиной к Ясуру, ответил Фарр. — Я лишь посредник. И вот еще… Пока ты ходил в город, я говорил с Атта-Хаджем. Он сказал мне, куда идти.
Глава шестая. Тень над золотым троном
Обширны и плодородны земли великого Саккаремского шаданата, и пусть солнце вечно освещает владения царственного господина сей славной державы! Ни одна страна материка не может похвалиться столь огромным числом пшеничных, рисовых и хлопковых полей; благоухающими рощами, где трижды в год черноокие саккаремки наполняют свои корзины нежнейшими фруктами, отправляющимися ко дворам государей полуночных и заморских стран; нигде более не пасутся на предгорных лугах кони, достойные не только царей, но и богов… Даже повелитель блистательной Аррантиады содержит в своих конюшнях чалого саккаремского скакуна, отдав некогда за него полную меру драгоценного розового золота.
Путешественник, начавший свой путь, например, от полуночных Врат Велимора, должен пройти через Аша-Вахишту, затем по Вечной Степи, оставив по левую руку подпирающие серебристыми куполами небеса Самоцветные горы, миновать несколько степных рек, тянущихся к восходному побережью континента (среди которых, ровно старший суровый брат, выделяется бурный Идэр), и тогда через несколько конных переходов он попадет к границам владений солнцеликого Даман-хура.
Однако пограничная со Степью область Шехдад еще не была коренным Саккаремом, но лишь первым форпостом, отделявшим великую страну от варварских земель мергейтов и других кочевников, не говоря уж о совсем невиданных и дальних племенах полуночи. Истинный Саккарем с белокаменными городами, быстрыми речками, зеркальными озерами в окружении пышных виноградников, начинался за низкой цепью не то гор, не то холмов, носившей имя Кух-Бенан. Хребет тянулся непрерывной возвышенностью от побережья залива Тысячи Акул на много сотен лиг к закату и скалистой стеной обрывался в воды благословенной Дийялы — одной из двух рек Междуречья, более известного как Тадж аль-Саккарем, Венец Державы.
Пространство между низким хребтом Кух-Бенан и безграничным массивом Самоцветных гор люди издавна называли долиной Табесин. Здесь раскинулись земли коневодов, гуртовщиков и послушных им стад белоснежных баранов, принадлежащих владетельным эмайрам, виноградарей и маслоделов… Две упомянутые области. Междуречье и Табесин, кормили и одевали всю центральную часть страны гигантский полуостров, истинной жемчужиной коего была великолепная Мельсина, столица шада.
Именно туда, на Город Золотого Трона, направлялся самый мощный удар степного войска хагана Гурцата.