Последняя засада
Шрифт:
— Я теперь не один... Мы с Анастасией должны убраться отсюда, пока не настали морозы.
Он повел локтем, намереваясь вынуть из кармана пистолет и мгновенно нанести удар. Но... Скрипнула дверь. Хмельные голоса на секунду стали громкими. Однако тут же опять затихли, словно удалились. На крыльце кто-то остался. Козяков передернул плечами и пошел к крыльцу. Волгин не двинулся с места.
— Что, Генрих, не пьется?
— Нужно ехать, — сказал Требухов.
— Аполлон, останешься здесь.
— Я бы с вами, — возразил Волгин.
— Хорош зятек... От молодой жены
Все так же не унимался ветер. Хлопала дверь. Бандиты выходили поодиночке. С ухмылкой желали Волгину счастливой ночи.
Садились на коней. Стук копыт растворялся в шуме ветра... Горы лежали вокруг мрачными черными пятнами. Где-то за ними была луна. Она немного подсвечивала. И поэтому небо было светлее, чем горы. А горы казались еще непрогляднее.
Старуха убирала посуду. Воронин дремал, положив голову прямо на стол.
— Ступай, — старуха кивком указала на дверь, — волнуется она. Молодое дело, известное...
Волгин вошел в комнату Анастасии. Лампа была пригашена. На спинке стула висело белье. Волгин смутился и перевел взгляд. Анастасия лежала в кровати, повернувшись лицом к стене...
Внезапно Требухов остановился, подал знак рукой. Внизу по обмелевшей речке двигался конный дозор. Пятеро всадников в буденовках, с карабинами в руках. Передний вскинул бинокль и долго рассматривал склон горы. Потом он что-то сказал товарищам. Всадники подъехали к горе. Теперь кусты и деревья скрывали их из виду.
Требухов шепнул:
— Надо уходить.
Вскочили на коней...
Днем прятались. В расщелине между скалами... Вечером еще ехали около двух часов.
Наконец коней привязали в кустах близ самшита, единственного на опушке, потому приметного. Несколько километров шли до станции пешком. Уже стемнело. Дорога была незнакомая, осенняя, студеная, с вязкой глиной и лежалыми листьями.
Паровозный гудок подсказал, что станция близко. На поросшем травой запасном пути стояло несколько товарных вагонов. В маленьких, под самой крышей, оконцах бледнел свет. Сушилось белье на невидимых в темноте веревках. Играла гармошка, однообразно и вызывающе. И кто-то танцевал, кажется в крайнем вагоне, возле которого уже было срублено крыльцо из некрашеных досок.
Женщина вышла из вагона и сказала кому-то оставшемуся в тепле:
— Снимать нужно. Сыроватое... Да уж стащат, ищи ветра в поле.
Живут вот люди: работают, спят, стирают белье. А ветер сушит его. Хорошо. Все хорошо. И гармошка играет. Хорошо. Значит, людям радостно.
Волгин и Требухов прошли близ женщины. Она посмотрела на них. Пристально или подозрительно, попробуй разбери.
Когда шагали по шпалам, Требухов сказал:
— Пожрать бы.
Метров через тридцать остановились. Вдоль линии лежали горки угля. Под фонарем, висевшим на перекошенном столбе, топтался красноармеец, держа поперек винтовку. Искрящийся шар мерцал вокруг лампочки. Волгин провел по лицу рукой. Мокро. Изморось была мелкой и липкой, как туман.
— Придется в обход, — с досадой сказал
— Не заблудимся?
— Язык до Киева доведет...
Но спрашивать не пришлось. Несмотря на то что было еще не поздно, на улицах не встретилось ни одного человека. Требухов сориентировался по водонапорной башне, и вскоре они стучали в нужную калитку. Долго лаяла собака. Неприветливо, хрипло. Потом вышел хозяин:
— Чего желаете, люди добрые?
— Еще минута, и я бы пристрелил твоего пса! — раздраженно ответил Требухов. — Рано спать ложишься, свояк.
— Днем не бездельничаем, — ответил хозяин.
— Керосин экономим, — подсказал Требухов.
— Проходите. — Хозяин открыл калитку, пропустил их во двор. Сам же вышел на улицу. Оглянулся. Никого не было.
Все это не нравилось Волгину. И предчувствие не обмануло его. Едва вошли в теплую продымленную комнату, как он обратил внимание на человека с коротко отросшими волосами. Он показался ему знакомым. Стриженый и еще один, угрюмый мужчина с крупным подбородком, сидели за столом, в центре которого светила пятилинейная лампа. На столе, застланном чистой скатертью, больше ничего не было. Стриженый, верно, тоже узнал Волгина. Глаза его беспокойно забегали, и он убрал руки со стола, сунув их в карманы.
Может, это ловушка? Может, все подстроено Козяковым? Хорошо. Если Козяков заподозрил Костю, то зачем такие сложности? Разве он. не мог прикончить его там, в горах? Резон. Последний разговор с Козяковым был особенным. Это был разговор тестя с зятем. И Козяков доверил ему такое, на что ни Волгин, ни Каиров даже не рассчитывали. Прибыв в город, Волгин должен приклеить на углу рыбного магазина (это возле нового колхозного рынка) объявление: «Коллекционер приобретет старинные медали и монеты, а также литературу по нумизматике. С предложениями обращаться: Главпочтамт, до востребования, Лазареву Юрию Михайловичу».
И все же... Костя где-то видел эту рожу. Но где, когда, при каких обстоятельствах? Опасность быть узнанным, разоблаченным точно подстегнула его. Костя улыбнулся, спокойно сказал:
— Здорово, ребята.
Сдержанные рукопожатия, как всегда, между малознакомыми людьми.
Требухов заявил:
— Корми, дядька. Голодные, словно волки.
Хозяин сам набросил на стол клеенку. Принес соленья, картошку, сало. Бутылку с мутным самогоном.
Выпили. Волгин неожиданно разомлел. Сказалось недоедание. Снял куртку, повесил ее на гвоздь, вбитый в стену Волгин только позднее вспомнит, что в кармане куртки остался пистолет. А сейчас Костя думает о том: кто же этот стриженый? Кто?
Поезд на Сочи прибывал только в четыре утра. Билеты начинали продавать не раньше чем за четверть часа до отправления.
Хозяин предложил передохнуть.
Костя лег на сундуке в маленькой комнате с окном, выходящим во внутренний двор. Подушки не было. Костя положил руки под голову и сразу вспомнил...
Стриженый! Точно! Костя присутствовал на допросе, который вел Мироненко. В чем же тогда подозревали стриженого? Кажется, в ограблении...
Нет сомнения, что стриженый тоже опознал Костю Волгина.