Последыш. Книги I и II
Шрифт:
К сожалению, Бармин не успел ее толком узнать. Однако следовало признать, она оказалась для него нормальной, вменяемой бабушкой, человеком, способным менять планы по мере того, как узнавала «настоящего» Ингвара Менгдена. И ее завещание — лучший тому пример. Всего за несколько месяцев Анна Георгиевна прошла длинный и сложный путь от первоначальных своих идей, вынужденно приспособленных под планы князя Кашина, до текста завещания, в котором она четко выразила, как свое отношение к внуку, так и свои жизненные приоритеты.
Бармин проводил княгиню Кемскую в последний путь, помолившись за нее, как умел, и великому Саваофу и своим нынешним
С генералом Горбатовым-Шуйским он прежде знаком не был. Слышал о нем от своих девочек и бабушки, знал о его отношениях с княгиней Кемской, и еще тогда, — при первых упоминаниях о генерале, — подумал о том, что человек этот мог бы стать отличным командующим его вооруженных сил. Намерения Бармина лишь окрепли после того, как он серьезно поговорил на эту тему с бабушкой и навел справки о Матвее Степановиче у майора Злобиной. Он даже принципиальное согласие генерала успел получить, но не напрямую, а снова же через Анну Георгиевну. Но случилось это всего за два дня до нападения Союзной рати, и встретиться с Горбатовым-Шуйским, чтобы обговорить детали будущего контракта, они попросту не успели. Однако сейчас, поскольку представился такой случай, Бармин решил лично познакомиться с генералом и узнать, не поменялись ли его планы в связи со смертью княгини. На такой случай, в связи с отсутствием визиток, — не озаботился он как-то отпечатать их впрок, — в карманах Ингвара лежало несколько полосок бумаги с номером его телефона. Одну из них он передал генералу, узнав, что намерения Матвея Степановича в плане поступления на службу не изменились, и предложив генералу позвонить по указанному в записке номеру в самое ближайшее время. А вторую из заготовленных впрок записок он сунул в руку полковнику Кальф-Калифу, шепнув, что подыскивает кастеляна для своего замка и что готов принять на службу не только самого полковника, но и его людей, если таковые у Михаила Семёновича есть. Вот после этого он и улетел в Самкерц.
Ольга позвонила без четверти двенадцать. К счастью, он был в апартаментах один. Вести разговор с Ольгой в присутствии Елены, — да, еще, возможно, и неодетой, — было бы неправильно, не говоря уже о том, что неудобно. Но Елена, хвала богам, задержалась на девичнике, устроенном эльфой Екатериной, а звонок Ольги коммутатор по умолчанию сразу же перевел в комнату Ингвара.
— Это я, — сказала Ольга в ответ на его «у аппарата». — Ты сказал позвонить.
— Я тебя узнал, — ответил Бармин. — Итак, поговорим о любви.
— Есть, о чем говорить? — явственно удивилась Ольга.
— Вот этот пункт я и хотел бы уточнить прежде, чем мы двинемся дальше, — объяснил Бармин. Меркантилизм — дело конечно хорошее, но совесть тоже надо иметь. А раз так, все точки над «i» должны быть расставлены заранее.
— Да, не о чем, на самом деле, говорить, — холодно ответила Ольга. — Ты меня не любишь.
— Это правда, — вынужден был признать Ингвар очевидное. — Ты мне симпатична, интересна, и, чего уж греха таить, ты молода и красива и вызываешь у меня вполне естественное желание тобой обладать. Но это не любовь, и не было бы проблемой, если бы ты относилась ко мне, скажем так, несколько иначе.
— А я с дуру влюбилась.
— Дурости в этом нет, — парировал Бармин. — Но чувства в браке по расчету иногда создают серьезные проблемы.
— Я тебя поняла, Ингвар. Я люблю, ты нет. Хорошо, что не ненавидишь.
— О ненависти не может быть и речи. Но обязан все-таки спросить, твои чувства могут стать проблемой?
— Нет, — коротко ответила девушка.
— Значит, ты об этом уже думала, — констатировал Бармин.
— Думала, — подтвердила Ольга, — и пусть тебя это не тревожит. Когда надо, я умею быть прагматичной сукой.
«Оригинальное определение! — отметил Ингвар. — И подбор слов, кажется, не случаен. Хочет произвести на меня впечатление… Произвела!»
— Хорошо, с этим разобрались, — сказал он вслух. — Как будешь решать проблему с отцом?
— Я в его планах больше не участвую, — достаточно спокойно ответила Ольга. — Я тебе это еще тогда сказала, когда мы говорили обо снах.
— Ты знаешь, что князь Кашин участвовал в вооруженном заговоре против меня и посылал ко мне убийц?
— Что?! — обомлела Ольга. — Каких убийц?
— Обыкновенных, — пояснил Бармин. — Снайпера, например. Вернее, двух или даже трех снайперов.
К идее о том, что снайпер, смертельно ранивший Ингвара, не имеет отношения к Союзной рати, Бармин пришел исключительно дедуктивным методом. Стрелявший должен был знать, что Ингвар может перемещаться. А еще он должен был хорошо ориентироваться в окрестностях замка, и кое-что знать о характере Ингвара и «оригинальности» его мышления. Конечно, удельные князья тоже могли собрать такую информацию, но как-то уж очень ловко действовал стрелок.
— Но, я…
— Подожди, Ольга! — остановил он девушку. — Я тебя ни в чем не обвиняю, но о том, что твой отец подсылал ко мне убийц, я знаю точно. Скажи, он ведь тебя расспрашивал обо мне, о жизни в замке, о наших разговорах, о том, что я умею перемещаться?
— Нет, — резко ответила Ольга. — Может быть задал несколько вопросов и все.
— Значит, ты рассказывала об этом кому-то другому.
— Я рассказывала только Наталье. Это моя старшая сестра, но она… О, господи! Ты думаешь, она действовала по его заданию?
— Тот, кто стрелял в меня в первый раз и, в особенности, во второй, слишком хорошо меня знал, Ольга. Угадывал ход моей мысли, знал привычки… Там, впрочем, была пара предателей в самом замке. Капитан Взолмня, например. Но они обо мне не могли знать того, что знал стрелок. К тому же у них были другие хозяева.
— Я в ужасе!
— Это хорошо, потому что возвращает нас к моему вопросу. Семья, Ольга. Какого рода отношения с отцом, матерью, сестрами и братом ты собираешься поддерживать?
— Я не буду участвовать в их заговорах, если ты это имеешь в виду, — прямо ответила на его вопрос Ольга. — Если позволишь, я выскажу сестре и отцу все, что о них теперь думаю.
— Что значит, если позволю? — переспросил Бармин, порядком удивившись ее оговорке.
— Я больше не собираюсь рассказывать кому бы то ни было ничего, что может быть использовано против тебя, — объяснила девушка. — Рассказ о покушении может содержать конфиденциальную информацию…
«Умна!»
— Можешь высказывать или нет, — разрешил он. — Я не требую, чтобы ты порвала со своей семьей. Но я должен быть уверен в твоей лояльности и осмотрительности при общении с кем-либо вне круга твоей новой семьи. Это приемлемо?