Посмертная маска любви
Шрифт:
— Ничего… Дальше!
— А что касается убийства Гофмана — тут уж, извините, я невинен как ангел. Свидетели меня не опознают, потому что я его не расстреливал… А насчет перебивания номеров — это совсем ерунда. Я был только зиц-председателем бывшей конторы Савоськина, как мсье Фунт из «Золотого теленка», а делами там заправляли братья Палей. Это вам подтвердит кто угодно из мастеров. Так что все вопросы — к ним. А относительно остальных, как вы говорите, эпизодов — смерти Абалкина и гибели его жены — я
— Ну хоть что-то вы признаете! — обрадовалась Молодцова. — Надеюсь, ваше признание — только начало!
— Это конец, — печально произнес я. — Потому что после такого признания, наверное, мне уже не жить…
— Да, молодой человек, — заметила Т.Г. — Судя по анкетным данным, я на целых десять лет вас старше, но за пятнадцать лет работы в органах я еще не встречала человека, который бы столько натворил и избежал бы наказания, не избежите его и вы.
— На десять лет? — деланно удивился я и из последних сил выжал из себя неуклюжий комплимент: — А я думал, вы меня намного младше. И во много раз умнее… Но, кажется, я ошибся…
Меня повезли на следственный эксперимент в клуб «Monkeys». Им хотелось, чтобы я изобразил на местности, где стоял автомобиль, откуда я шел, как прикреплял взрывное устройство к днищу, сколько времени все это заняло, и заодно понаблюдать, как мой демарш смотрелся на мониторах клуба.
На место меня доставили в милицейском «газике». Надежды на относительную свободу перемещения во время эксперимента не оправдались — моя левая рука была пристегнута наручниками к запястью молодого сержанта с роскошными пшеничными усами, которым бы позавидовал сам Буденный.
Клуб «Monkeys» был непривычно тих и печален. Металлические шторы на окнах были опущены, представительный швейцар на входе отсутствовал — наверное, волгоградские братки сменили место своей дислокации.
Перед внимательными лицами сотрудников милиции я изображал, как шел к машине и цеплял консервную банку к днищу. Мои подвиги фиксировала видеокамера, а буденновский сержантик следовал по пятам, как верная собака на поводке. В качестве взорванного джипа близнецов фигурировал милицейский «жигуль», приткнувшийся около узкого служебного входа в клуб.
Пока я рассказывал, сопровождая свое повествование высокохудожественными деталями, которые сделали бы честь любому детективу, мы с сержантом незаметно оказались за «жигулем», около низкой двери, ведущей в подвал. Пока я что-то бормотал, показывая вдаль свободной рукой, сержантик вдруг негромко охнул и повалился на колени, увлекая меня за собой. Я еще не понял, что случилось, как чьи-то сильные руки уже втащили меня в темное помещение, за обитую железом дверь клуба, и знакомый голос прохрипел на ухо:
— Быстрее, Серега, сматываемся!..
Буквально
За спиной уже громыхала ломаемая дверь и слышались приглушенные крики:
— Заходи с парадного! Двое на чердак!
Мой спутник тяжело дышал, гремя ботинками по коридору, а сзади пыхтел в затылок еще один тип, подталкивая меня в спину стволом оружия. Мы выскочили в полосу света, и в ту же секунду сзади раздался истошный крик:
— Стой! Стрелять буду! — Фонтанчик пыли от первого выстрела припорошил лицо, высоко запели пули, кроша кирпич над головой.
Тип за спиной внезапно охнул, повалился на меня, хватая руками одежду, и я неожиданно рухнул на землю, потеряв равновесие. Что-то горячее, густое и липкое заструилось по рукам и быстро пропитало рубашку.
— Серега, быстрее! — крикнул тот, что бежал впереди. Он выскочил в светлый квадрат, повернув ко мне искаженное лицо. В его руках поблескивал черный пистолет. Это был Толенков.
— Где Шершавый? — крикнул он и в ту же секунду, все поняв по моему лицу, мгновенно исчез через дыру в потолке.
А по коридору грохотали усиленные эхом милицейские шаги, все чаще пели пули, отбивая куски штукатурки.
Я перемахнул через перила и помчался вслед за Толенковым вверх по лестнице жилого дома.
На чердаке нас уже ждали. Едва наши головы показались в люке, быстрые пули защелкали вокруг, и я увидел, как за стропилами крыши смутно маячат две серые фигуры, а в их руках опасно вздрагивает от выстрелов оружие.
Толенков вдруг повис, одной рукой держась за чердачную лестницу, а другой за свой бок, стремительно темневший прямо на глазах, как будто под рубашкой раздавили спелый помидор.
— Вниз! — бросил Славка, сползая на лестничную площадку. Он дернулся, пытаясь бежать, но сразу же осел и тихо выдавил, тяжело дыша: — Ну все, Серый, приплыли…
Пистолет выпал из его руки.
Я захлопнул чердачный люк и быстро задвинул ржавый засов. Снизу приближался топот преследования, а те двое на чердаке тщетно дергали крышку люка. Ржавый засов старчески дребезжал, но не поддавался.
Я подтащил обмякшего Толенкова к окну и взглянул вниз — пятый этаж, пожарной лестницы нет. Действительно приплыли… Рядом, наискосок от подъездного окна — балкон соседней квартиры, перепрыгнуть на него — пара пустяков, всего один шаг.
Я вылез на подоконник и втащил за собой Толенкова. Ну и тяжелый, черт! Прямо горилла в брюках…