Посмертные записки Пиквикского клуба
Шрифт:
– О нет, – отвечал мистер Пиквик. – Нет!
– Надеетесь скоро выйти? – предположил Майвинс.
– Боюсь, что нет, – ответил мистер Пиквик. – Я отказался уплатить возмещение убытков и в результате очутился здесь.
– А меня погубила бумага, – сказал мистер Сменгль.
– Вероятно, торговали писчебумажными товарами, сэр? – наивно осведомился мистер Пиквик.
– Торговал писчебумажными товарами? Нет, черт бы меня подрал! Так низко я никогда не опускался. Никакой торговли. Под «бумагой» я подразумеваю расписки.
– О, вы употребляете это слове в таком смысле? Понимаю, – сказал мистер Пиквик.
– Черт возьми! Джентльмен должен быть готов к превратностям судьбы, –
– Еще бы! – отвечал мистер Майвинс.
И он был совершенно прав, ибо мистеру Сменглю отнюдь не стало хуже, ему стало даже лучше, ибо для того, чтобы попасть в тюрьму, он без затрат приобрел некоторые драгоценности, давным-давно заложенные ростовщику.
– Да, но послушайте, – сказал мистер Сменгль, – во рту пересохло. Давайте прополощем горло каплей горячего хереса. Новичок ставит, Майвинс доставляет, я помогу распить. Это во всяком случае справедливое и достойное джентльмена разделение труда, будь я проклят!
Не желая затевать новую ссору, мистер Пиквик охотно согласился на это предложение и вручил деньги мистеру Майвинсу, который немедленно отправился в столовую исполнять поручение.
– Послушайте, – шепнул Сменгль, как только его друг вышел из комнаты, сколько вы ему дали?
– Полсоверена, – сказал мистер Пиквик.
– Он чертовски приятный джентльмен, – сообщил мистер Сменгль, – дьявольски приятный. Другого такого я не знаю, но...
Тут мистер Сменгль запнулся и с сомнением покачал головой.
– Вы допускаете возможность, что он присвоит эти деньги? – осведомился мистер Пиквик.
– О нет! Заметьте – я этого не говорю, я подчеркиваю, что он чертовски приятный джентльмен, – сказал мистер Сменгль. – Но, пожалуй, если бы кто-нибудь сбегал вниз посмотреть, не сунул ли он случайно носа в кувшин или как-нибудь по ошибке не потерял денег, когда будет возвращаться сюда, это было бы неплохо. Эй, вы, сэр, сбегайте-ка вниз да присмотрите за джентльменом, слышите?
Эта просьба была адресована робкому нервному человечку, чья внешность свидетельствовала о большой бедности который все время сидел съежившись на кровати, по-видимому ошеломленный новизной своего положения.
– Вы знаете, где столовая, – сказал Сменгль. – Сбегайте туда и скажите джентльмену, что вы пришли по мочь ему нести кувшин. Или нет... постойте... вот что я вам скажу... я вам скажу, как мы его надуем, – сообщил Сменгль с лукавой миной.
– Как? – полюбопытствовал мистер Пиквик.
– Передайте ему, чтобы он истратил сдачу на сигары. Блестящая мысль! Бегите и скажите ему, слышите? Не пропадут! – обратился Сменгль к мистеру Пиквику. – Я их выкурю.
Этот маневр был столь остроумен и вдобавок проведен с таким невозмутимым спокойствием и хладнокровием, что мистер Пиквик не имел ни малейшего желания ему препятствовать, даже если бы это было в его власти.
Вскоре мистер Майвинс вернулся с хересом, который мистер Сменгль налил в две маленькие надтреснутые кружки, предварительно заметив, – имея в виду самого себя, – что джентльмен не должен привередничать при таких обстоятельствах и что он лично не считает для себя унизительным пить прямо из кувшина. В доказательство своей искренности он немедленно выпил половину залпом за здоровье всей компании.
Когда таким путем была достигнута полная гармония, мистер Сменгль начал занимать своих слушателей рассказом о различных романических похождениях, которым он время от времени предавался, включая в свой рассказ интересные анекдоты о чистокровной лошади и великолепной еврейке – обе отличались исключительной красотой и обеих домогались аристократы и дворяне Соединенного королевства.
Задолго до того, как закончилось сообщение этих занимательных подробностей из биографии джентльмена, мистер Майвинс улегся в постель и захрапел, предоставив робкому незнакомцу и мистеру Пиквику извлекать пользу из жизненного опыта мистера Сменгля.
Но и эти два упомянутых джентльмена получили меньше пользы от трогательных повествований, чем могли бы получить. Мистер Пиквик некоторое время пребывал в дремотном состоянии, как вдруг ему смутно почудилось, будто пьяный возобновил свои комические куплеты, а мистер Сменгль с помощью кувшина воды деликатно намекнул ему о нежелании присутствующих слушать пение. Затем мистер Пиквик опять погрузился в сон, неясно сознавая, что мистер Сменгль все еще рассказывает историю, суть коей, по-видимому, сводилась к детальному разъяснению вопроса о том, как он одновременно подделал расписку и поддел джентльмена.
ГЛАВА XLII,
доказывающая, подобно предыдущей, справедливость старой истины, что несчастье сводит человека со странными сожителями, а также содержащая невероятное и поразительное заявление мистера Пиквика мистеру Сэмюелу Уэллеру
На следующее утро, когда мистер Пиквик открыл глаза, первое, на чем они остановились, был Сэмюел Уэллер, который восседал на маленьком черном чемодане и, пребывая, по-видимому, в глубокой рассеянности, пристально смотрел на величавую фигуру бойкого мистера Сменгля, тогда как сам мистер Сменгль, полуодетый, сидел на своей кровати, занимаясь совершенно безнадежной попыткой заставить мистера Уэллера опустить глаза. Мы сказали совершенно безнадежной, ибо Сэм, одним взглядом окинув одновременно шапочку, башмаки, голову, лицо, ноги и бакенбарды мистера Сменгля, продолжал смотреть на него в упор, явно выражая живейшее удовольствие, но проявляя к чувствам мистера Сменгля не больше внимания, чем проявил бы, созерцая деревянную статую или набитое соломой чучело Гая Фокса [134] .
134
Чучело Гая Фокса – гротескное чучело с фонарем и в огромных белых перчатках, изображающее одного из участников так называемого «порохового заговора» 1605 года, организованного католической оппозицией против Иакова 1 Стюарта. По замыслу вожаков католической партии в подвалы парламента были помещены бочки с порохом, поджог поручен был Гаю Фоксу и был назначен на день выступления короля с обычной тронной речью. Благодаря случайности взрыв был предотвращен, заговор раскрыт, главные зачинщики и среди них Гай Фокс погибли на эшафоте, а чучело с изображением Гая Фокса лондонцы ежегодно – в годовщину покушения, 5 ноября – носили по улицам и торжественно сжигали. Этот обычай, о котором Диккенс часто упоминает в своих романах, сохранялся в течение двух с половиной столетий.
– Ну, что? Узнаете меня теперь? – нахмурившись, спросил мистер Сменгль.
– Готов показать под присягой, – весело ответил Сэм.
– Не говорите дерзостей джентльмену, сэр, – сказал мистер Сменгль.
– Ни под каким видом, – отвечал Сэм. – Если вы мне сообщите, когда он проснется, я буду держать себя самым экстра-наилучшим образом.
Это замечание, включавшее туманный намек на то, что мистер Сменгль не джентльмен, разожгло его гнев.
– Майвинс! – с раздражением сказал мистер Сменгль.