Посмертный бенефис
Шрифт:
— Премного благодарен, отец родной, — проскрежетал Саша. — Между прочим, тебя Брык ищет. Помнишь такого?
— Хочешь еще один совет? — Собеседник словно не слышал вопроса. — Инсценируй собственную смерть. Дорого, но надежно. К покойникам в душу не лезут, стрелять по живым мишеням не заставляют. — Он задумался и, будто вспомнив, сказал: — А Брык… Нашел меня Брык, нашел…
Саша в изумлении вытаращил глаза. Пробормотал:
— Ты его шлепнул, что ли? Брыка?!
— Нет, Сашок, — покачал головой Собеседник. —
— Лучше не надо, — выпалил Саша, отвернувшись к бассейну. Когда он обернулся, гостя уже не было.
Саша подождал несколько минут, пытаясь унять дрожь во всем теле. Налил стакан водки, выпил залпом. Налил еще. Вернувшийся через час Кучер увидел картину, поразившую его воображение. На травке перед бассейном, в луже собственной блевотины, лежал непьющий герой криминального мира Саша и не мог сказать «мама». Когда братки перенесли его в комнату с кондиционером, он открыл глаза, погрозил одному из них пальцем и прошептал: «Сгинь, Хантер! Я все понял! Ложусь на дно!» Глупо хихикнул и окончательно вырубился.
21 ноября 1996 года. Алгарве, Португалия
— Вы с ума сошли, Алекс! Завтра встреча с Фицсиммонсом, а мы совершенно не готовы!
Гринфилд был взбешен. Акцент его стал еще заметнее. Алекс сидел напротив и с абсолютно невозмутимым видом разглядывал какие-то четки.
— Мистер Гринфилд, нам с вами надо бы определиться. Во-первых, этот тон оставьте для своего великого адвоката доктора Мартиньша. Во-вторых, если мы не будем уважать чувства друг друга, ничего у нас не получится.
— Какие чувства, Алекс?
— Религиозные, мистер Гринфилд. Я не знаю, кто ваш бог — Махатма Ганди или Лев Троцкий, но я — добрый католик. Приехав в Европу, я просто не мог не посетить Ватикан. А что касается завтрашней встречи — вот перечень вопросов, которые необходимо задать. Ведь ясно, что никаких финансовых проблем мы завтра не решим. Главное — определить позицию Фицсиммонса.
— Для меня она и так ясна — никаких денег, и весь сказ.
— Зря вы все так упрощаете. И вот что еще: беседу поведете вы. Я вмешаюсь только в том случае, если вас понесет не туда. Хорошо?
— Хорошо. — Спокойствие и самоуверенность бразильца просто пугали. — Алекс, вам не кажется, что в нашей связке вы из ведомого превращаетесь в ведущего? А плачу-то вам я…
Совершенно обезоруживающая улыбка.
— Смотрите на вещи философски. Я еще не решил, брать ли с вас деньги. Контракта-то мы никакого не подписывали. Всего хорошего, мистер Гринфилд. Если понадоблюсь — я в отеле.
Гринфилд подождал, когда закроется дверь. Досчитав до десяти, схватил трубку.
— Ну что?
— Ничего, босс. Билет в Рим на 18.11.96, билет из Рима сегодняшним утренним рейсом. Счет из отеля за четыре дня. Куча ватиканских сувениров.
— Ладно, сваливайте. Он выехал.
21 ноября 1996 года. Москва
Мысли цеплялись одна за другую, образуя какие-то сюрреалистические построения и тут же рассыпаясь, как банальный карточный домик. Дед закрыл балкон — холодно уже. Сел за стол., взял бумагу, карандаш. Итак, что мы имеем?
1. Видеокассета с записью хирургической операции, превратившей Божко в Гринфилда. Съемка сделана при прекрасном освещении, с удобного места — хорошо видно и Божко, и хирурга.
2. Фотографии встречи Божко с дочерью в какой-то роще, на мостике через ручей. Качество похуже, но вполне сносное.
3. Фотографии Гринфилда на балконе. Сделаны, очевидно, сразу после снятия швов и повязок.
4. Текст, набранный на компьютере, с датами, фамилиями главных действующих лиц и предполагаемыми направлениями развития событий.
— Генерал, — раздался из кухни голос Сармата. — Я тут кое-какую закуску соорудил. Вы будете продукт? Чистый, как слеза ребенка.
Дед вспомнил круглые глаза кардиолога и проворчал:
— Буду. Пятьдесят граммов еще никому не вредили.
Сармат приволок и уставил весь стол вазочками и тарелочками с грибами, ветчиной, сыром и хлебом. В центр торжественно водрузил запотевшую фляжку «Абсолюта». Они выпили, молча закусили.
Сармат не спеша дожевал бутерброд, вытер салфеткой губы и, откинувшись на спинку стула, посмотрел на Деда:
— Итак, генерал…
— Ты сам все видел и читал. — Дед встал из-за стола, прошел из угла в угол, хмыкнул, как незабвенный красноармеец Сухов, опять сел.
— Хочу знать твое мнение.
— Нет у меня никакого мнения. — Сармат, тщательно избегая генеральского взгляда, снова наполнил рюмки. — Ну не знаю я, кто это вдруг решил заниматься благотворительностью в нашу пользу. Одно ясно — это человек из ближайшего окружения Божко. Остальное — темный лес…
— Не ври, — прервал подчиненного Дед. — И не торопись: успеем еще выпить. У тебя не может не быть своего мнения, и не прикидывайся дураком, не поверю. Выкладывай.
— Попробую. — Сармат достал из кармана сигареты, повертел пачку в руках, вопросительно глядя на Деда.
— Кури, — поморщился тот, но пепельницу к Сармату подвинул.
— Там, в тексте… — Сармат кивнул на бумаги, стопкой сложенные на углу стола. — Там указаны все, кого мы знаем. Кроме одного человека бразильского адвоката Алекса Герры. Это он. Вернее, так… — Сармат выпустил дым в сторону открытой форточки. — Из всех, кого можно считать приближенными Божко, сделать эти фотографии мог только Алекс Герра.