Посмотри на меня
Шрифт:
Двадцать минут спустя Элизабет добралась до моста, ведущего к Бале-на-Гриде. Она никогда не видела город в одиннадцать часов вечера, казалось, жители покинули его: темный, пустой и безмолвный, как молчаливый свидетель, из которого не вытянешь ни слова.
Она шла к пабу Флэнагана, а внутри у нее порхали бабочки, она больше не чувствовала порывов ветра, а только искреннюю радость и волнение от предстоящей встречи с матерью. Шум из паба она услышала раньше, чем подошла к дверям, — только там да в «Горбе верблюда» еще горел свет. Из окна доносились звуки пианино, скрипки, бодрана, громкое пение и смех, а также
Снаружи была припаркована машина тети Кэтлин, и Элизабет непроизвольно ускорила шаг. Входная дверь была распахнута, за ней находилась маленькая передняя, но дверь в зал, украшенная витражной вставкой, была закрыта. Элизабет поднялась на крыльцо и, стряхнув воду с плаща, повесила его рядом с зонтиками, висевшими на вешалке. Ее черные волосы промокли насквозь, нос был красным, и из него текло. Дождь затек ей в сапоги, закоченевшие ноги хлюпали в ледяной воде.
Пианино смолкло, и Элизабет вздрогнула от неожиданно раздавшегося рева мужской толпы.
— Давай, Грайне, спой нам еще, — невнятно произнес кто-то, и все одобрительно закричали.
Сердце чуть не выпрыгнуло из груди Элизабет. Она здесь! Мать была прекрасной певицей. Дома она все время пела, сама сочиняла колыбельные и детские стишки, и но утрам Элизабет обожала, лежа в постели, слушать, как мать ходит по дому и напевает. Но раздавшийся в тишине голос, сопровождаемый шумными восклицаниями пьяных мужчин, не был нежным голосом ее матери, который она так хорошо знала.
На улице Фуксий Элизабет рывком села на кровати. Снаружи, как раненое животное, завывал ветер. Сердце бешено стучало у нее в груди, во рту пересохло, а кожа покрылась капельками пота. Откинув одеяло, Элизабет схватила с тумбочки ключи от машины, сбежала вниз по лестнице, накинула плащ и вышла. Холодные струи дождя хлестали ее по лицу, и она вспомнила, почему так ненавидит это ощущение: оно напоминало ей о той ночи. Дрожа, она бросилась к машине, ветер разметал ей волосы, залепив ими глаза. К тому времени, когда она села за руль, она уже промокла насквозь.
Дворники яростно метались по лобовому стеклу, пока она ехала по темным дорогам к городу. Переезжая через мост, она увидела покинутый город. Все заперлись по домам, в безопасности и в тепле. Кроме «Горба верблюда» и заведения Флэнагана, ночной жизни больше нигде не было. Элизабет припарковала машину напротив паба, вышла и замерла под холодным дождем, вспоминая.
Вспоминая ту ночь.
От слов песни, которую пела эта женщина, у Элизабет заболели уши. Она была грубая, слова отвратительные, и пелись они каким-то разнузданным, непристойным тоном. Каждое неприличное слово, их тех, что отец запрещал Элизабет произносить, вызывало аплодисменты пьяных гостей.
Она поднялась на цыпочки, чтобы через красное стекло витражной вставки увидеть, что за ужасная женщина каркающим голосом поет эту гнусную песню. Она была уверена, что ее мать сидит рядом с Кэтлин и морщится от омерзения.
Сердце Элизабет подскочило и застряло у нее в горле, дыхание на миг пресеклось. На самом верху пианино сидела ее мать, открывая рот, из которого и вылетали все эти чудовищные слова. Юбка была задрана
— Тихо, тихо, парни, успокойтесь вы там! — крикнул из-за барной стойки молодой мистер Флэнаган.
Мужчины не обратили на него внимания, продолжая пожирать глазами мать Элизабет.
— Мамочка, — всхлипнула Элизабет.
Элизабет медленно шла через дорогу к пабу Флэнагана, ее сердце гулко билось от оживших воспоминаний. Она протянула руку и толкнула дверь. Мистер Флэнаган посмотрел на нее из-за стойки и слегка улыбнулся, как будто ожидал ее увидеть.
Маленькая Элизабет протянула дрожащую руку и толкнула дверь. Мокрые волосы прилипли к лицу, с них текла вода, нижняя губа оттопырилась и дрожала. Она в панике оглядывала большими карими глазами зал и вдруг увидела, как один из мужчин, гогоча, потянулся к матери.
— Не трогайте ее! — Элизабет закричала так громко, что сразу наступила тишина. Мать прекратила петь, и все головы повернулись к стоявшей в дверях девочке.
Угол зала, где на пианино сидела мать, взорвался от громкого хохота. Из глаз испуганной Элизабет хлынули слезы.
— Хнык-хнык-хнык! — пропела ее мать громче всех остальных. — Давайте все вместе попытаемся спасти мамочку, да? — Ее глаза остановились на Элизабет. Темные, налитые кровью, они были не похожи на те глаза, которые Элизабет так хорошо помнила, они принадлежали кому-то другому.
— Черт, — выругалась Кэтлин, кинувшись к Элизабет из другого угла. — Что ты здесь делаешь?
— Я п-п-п-ришла, ч-ч-ч-тобы… — запинаясь, произнесла Элизабет в затихшей комнате, растерянно глядя на мать. — Я пришла, чтобы найти маму, чтобы жить вместе с ней.
— Что ж, ее здесь нет! — закричала мать. — Убирайся! — Она угрожающе ткнула пальцем в ее сторону. — Мокрых крысят не пускают в пабы, — захихикала она, опрокинула в рот стакан, но промахнулась, отчего большая часть содержимого вылилась ей на грудь и заблестела ручейками на шее, заглушив аромат ее сладких духов запахом виски.
— Но, мамочка! — всхлипнула Элизабет.
— Но, мамочка! — передразнила ее Грайне, и несколько мужчин засмеялись. — Я не твоя мамочка, — резко сказала она, наступая на клавиши пианино и производя душераздирающие звуки. — Маленькие мокрые девчонки не заслуживают мамочки. Их нужно отравить, всех, всех вас, — сплюнула она.
— Кэтлин, — закричал мистер Флэнаган, — чего ты ждешь? Уведи ее отсюда! Она не должна этого видеть.
— Я не могу. — Кэтлин осталась стоять, пригвожденная к месту. — Мне нужно присматривать за Грайне. Я должна забрать ее с собой.
Мистер Флэнаган открыл рот, шокированный ее ответом.
— Да ты посмотри на ребенка!
Смуглая кожа Элизабет побледнела. Губы посинели от холода, а зубы стучали, насквозь промокшее платье в цветочек прилипло к телу, а ноги в резиновых сапогах дрожали.
Кэтлин перевела взгляд с Элизабет на Грайне, словно оказавшись меж двух огней.
— Том, я не могу, — прошипела она. Было видно, что Том разозлился.
— Тогда я сам отвезу ее домой, надо же иметь совесть! — Он взял связку ключей и, выйдя из-за стойки, направился к Элизабет.