Посмотри на меня

Кудряшов Кирилл Васильевич

Но никакой аварии не произошло. И в жениной раковой опухоли это было не виновато. Облако вообще забыло о его существовании после того, как он сыграл свою роль.

Глава 4.

Это выбрало цель. Это потянулось к цели. Цель была почти готова для вливания.

Почти.

Глава 5.

Вынужденная в пятый или шестой раз подныривать под рукой упрямо стоявшей на ее пути пассажирки, кондуктор все-таки не выдержала и сорвалась.

– Да отойдите, в конце концов! Вы что, не видите, что мне приходится едва ли не проползать под вами? Вам что, так трудно отойти?

– Я скоро выхожу!
– презрительно бросила девушка.

– Вы уже минут двадцать "скоро выходите"! Скорей бы уже вы вышли.

– Не ваше дело, когда мне выходить и где стоять!

Подбородок кондукторши заметно дрожал. Казалось, она вот-вот расплачется, но на ее собеседницу это не производило ни малейшего эффекта. Она стояла, гордая и непоколебимая, вздернув нос к потолку, не удостаивая собеседницу даже взгляда.

Пассажиры молчали. Большинство, как и Женя, смотрели на эту сцену с недовольством. Кто-то мысленно уже отвешивал фифе пинка, и в их воображении она летела из автобуса кувырком, разбивая лицо об асфальт, кто-то представлял, как выливает ей на голову ведро холодной воды, сопровождая это лаконичным "Охладись!" Но никто не вступал в разговор. Никто не пытался обратить внимание девушки на ее неадекватное поведение.

– Ведь есть же место!
– кондуктор шмыгнула носом, но снова пошла в атаку.
– Вон туда, вперед пройдите, и никому не будете мешать.

– Я и так никому не мешаю. Вам надо - обойдите.

– Так ведь негде!

– Так есть же место!
– передразнила девушка.

Кондуктор села на свое место и уставилась в окно, не обращая внимания на входивших в автобус людей.

Сдалась.

Женя скривился от очередного укола гвоздя, будто бы застрявшего в черепе, и от неприязни ко всем пассажирам. Почему никто не вступится за кондуктора? Почему никто не поставит наглую бабу на место? Не хотят связываться? Не хотят портить себе и так серое и мерзкое понедельничное настроение?

А почему он сам не сделает этого?

Почему сам молчит? Почему не осадит фифу? Потому что далеко стоит? Так эта проблема решаема, ему как раз выходить через остановку.

Женя двинулся вперед, протискиваясь мимо стоявших в проходе пассажиров.

Его не удивило, что пассажиры очень уж легко расступаются перед ним, как не удивило это и тех, кто уступал ему дорогу. От него хотелось отойти, хотелось держаться от него как можно дальше.

Женя чувствовал себя как-то странно. Головная боль не прошла, но отодвинулась на задний план. Он продолжал чувствовать ее, но в то же время перестал замечать. Вбитый в голову гвоздь перестал быть важным. Важным было только сделать что-нибудь с этой мерзкой барышней. Стереть с ее лица это самодовольное выражение.

Он встал позади нее. Девушка обернулась, смерила его все тем же презрительным взглядом патриция, к которому посмел приблизиться грязный плебей, сделала шаг в сторону, но тут же взяла себя в руки и встала на прежнее место.

Ей тоже хотелось отойти от этого молодого человека. Она чувствовала исходившую от него ауру угрозы, но черное облако слишком крепко облегало ее голову. Черное облако диктовало свои правила. Оно сближало, но только ради того, чтобы столкнуть.

Автобус остановился, изрыгая на свежий воздух еще несколько человек. В другом состоянии Женя обязательно обратил бы внимания на то, что еще два человека, стоявших поблизости от него, дернулись в сторону двери, но так и не решились выйти. Точнее - усилие воли заставили себя остаться в автобусе, загнав дурное предчувствие поглубже под сердце.

И они были правы. Удар был нацелен не на них, им ничего не угрожало, умереть должен был только один. Точнее - одна.

– Вы на следующей выходите?
– спросил Женя, и сам не узнал своего голоса. Он говорил хрипло и низко. Его голос напоминал ворчание потревоженного тигра.

– Нет.

Презрение... Сколько ж его было в этом голосе. Презрение, неприязнь и напускное высокомерие.

– Тогда, может, пройдете в салон? А то стоите тут, как пробка в заднице.

Кто-то из пассажиров нервно захихикал, и тут же затих, словно зажав рот ладонью. Автобус ждал развязки. Все чувствовали: что-то произойдет. Что-то страшное.

– Я тебе не мешаю, хамло похмельное.

Женя прошел мимо, нарочно прижавшись к девушке. На ум пришла ассоциация с тайской проституткой, делающей клиенту массаж собственным телом.

– Что, женщину себе найти не можешь, так хоть в автобусе баб полапать, да?

– Было бы, что лапать!
– огрызнулся Женя, чувствуя, что проигрывает этот поединок. Что бы он ни сказал, у нее найдется колкий и едкий ответ.

В душе вскипала ненависть! Он и сам удивился, откуда ее столько. Она поднималась из низа живота, наполняя его белым огнем. Ненависть. Желание схватить эту дрянь за волосы, и бить головой о поручень, пока она не потеряет сознание. А потом - швырнуть ее на пол, бесчувственную и потерявшую весь свой гонор, и наступить на окровавленное лицо, вдавливая нос в череп.

Женя даже испугался собственных мыслей. Успел подумать: "Нельзя же так!", но тут же понял, что так действительно нельзя, но не потому, что это слишком жестоко, а потому, что нельзя убивать на глазах у трех десятков людей.

А жаль... Жаль!

Автобус подруливал к остановке. К той, на которой Жене пора было выходить. Оставались считанные секунды на принятие решения. Нужно было что-то сделать... Пнуть? Как-то по-детски, глупо. "Нечаянно" наступить на ногу? Она стоит неудобно, да и тоже сомнительная месть. Доберется она до работы, пройдется губкой для обуви по своим черным туфлям, презрительно бросит: "Урод" и забудет о нем.

Вот если бы не просто наступить, а вдавить в ее пальцы свой каблук, дробя ее хрупкие косточки! И не убирать ногу несколько секунду, пока она будет вопить от боли... Если бы...

Нет, действовать нужно словом. Сказать ей что-то такое, что сорвет с ее лица маску горделивой королевы.

Угроза! Нужно напугать ее. Напугать так, чтобы она побледнела, чтобы смотрела на него с ужасом, а не сверху вниз.

"Я тебя запомнил!"

Слишком просто. О, а если...