Посмотри на меня

Кудряшов Кирилл Васильевич

"У тебя рак яичников!"

Неплохо, неплохо... Здорово было бы, если бы она после этих слов побежала делать узи. А уж как было бы здорово, окажись это правдой!

А если как в фильме ужасов?

"Ты умрешь через семь дней!"

Нет, тоже шаблонно. С раком яичников лучше.

Глава 6.

Облако сгустилось возле средней двери автобуса. Облако вливалось в стоявшего у двери человека. Облако заряжало его, как ток заряжает конденсатор. До предела.

Глава 7.

– Выйдешь из автобуса - умрешь!

Когда Женя произносил эти слова, он чувствовал, что говорит нечто величественное и торжественное. В них была и опасность рака яичников, и угроза "я тебя запомнил", и неотвратимость "ты умрешь через семь дней". Он был уверен, что его слова попадут в цель, что высокомерие сорвет с фифы словно порывом ветра, что она проводит его испуганным взглядом, что откроет рот, дабы что-то сказать, но так и не найдет слов.

Но оказавшись на свежем воздухе, он понял, что брякнул какую-то ерунду. Выставил себя идиотом, а если быть точнее - психопатом-идиотом.

Женя вдохнул полной грудью пахнущий выхлопными газами воздух Купеческого тракта, показавшийся ему свежим и неимоверно сладким, и повел плечами, сбрасывая с них напряжение.

Ну не проняло ее и не проняло. Леший с ней. Чего он вообще так взъелся на эту дуру? Ведь действительно готов был забить ее до смерти, прямо там, в автобусе. Просто очередная автобусная хамка, вот и все.

Женя зашагал на работу. Дышалось легко, и даже голова как будто стала болеть меньше.

На какое-то время.

Глава 8.

– Урод!
– изрекла Саша, провожая взглядом мужчину, выходившего из автобуса. Она была уверена, он сделает какую-нибудь гадость. Пнет ее или, может быть, наступит на ногу, изобразив потом раскаяние, больше напоминающее клоунское кривляние. Она буквально кожей чувствовала исходящую от него неприязнь. Даже не неприязнь, а скорее ненависть. И что она ему сделала? Что она сделала этой кондукторше, что сидит сейчас, уставившись в окно? Впрочем, ладно, может быть, с кондукторшей она и правда была слишком сурова. Но не извиняться же теперь?

Да и вообще, нечего ее задевать.

Все только и норовят вытереть об нее ноги, а больше она никому не позволит так с собой обращаться.

После вчерашнего.

Никогда!

И никто не увидит ее слез. Она станет другой. Сильной. Уверенной в себе. Успешной. И мужчины будут падать к ее ногам, а уж она будет выбирать, кого осчастливить своей лаской и благосклонностью.

А Костя... Да гори он синим пламенем. Выбрал он, видите ли... Вот и пусть идет к ней. С ней он никогда не будет счастлив!

Саша смахнула набежавшую в уголке левого глаза слезинку, сдержалась, чтобы не шмыгнуть носом, украдкой огляделась по сторонам... Вроде нормально, вроде никто не видит. И те несколько человек, что встали позади нее, готовясь выходить, на нее уже не смотрят, хотя, ставя кондуктора на место, Саша была уверена: сейчас кто-нибудь из этих бабушек и дедушек вмешается. Воспользуется возможностью поворчать на молодежь... Но нет, никому нет ни до чего дела. Кроме этого странного парня с его глупым "Выйдешь из автобуса - умрешь!"

Черт возьми, что ж так душно-то в этом автобусе? Вроде начало июня, прохладно еще на улице, далеко до летней жары. Печка вроде не гудит. В салоне должно быть прохладно, но что ж так воздуха-то не хватает, как будто над головой грозовая туча повисла?

– Остановка - "Завод турбинного оборудования", - мрачно сообщил электронный бубнильщик из динамика над ее головой. Пора выходить...

Автобус как-то по-женски вильнул задом, подъезжая к остановке. Открыл двери. Саша сделала шаг, еще один, ставя левую ногу на асфальт, и поняла, что не может вдохнуть.

Сердце пропустило удар. Легкие забыли расправиться, вбирая в себя порцию загаженного транспортом воздуха Купеческого тракта. Ноги сделались ватными, а руки - тяжелыми, словно рельсы.

Со страшным усилием Саша заставила себя вдохнуть, приказала сердцу биться, и оно, не посмев ослушаться, пару раз гулко стукнуло в груди, и этого хватило, чтобы суметь развернуться и шагнуть обратно в автобус. Прямо навстречу выходящим людям! Давя их и сметая со своего пути, не обращая внимания на маты и толчки в грудь, на удар сумкой по лицу, на отдавленные ноги.

Как только Саша поставила ногу на ступеньку автобуса, как только схватилась левой рукой за поручень, дело пошло легче. Сердце билось, пусть и через раз, а конечности все-таки подчинялись ей.

– Куда ж ты лезешь, идиотка!

Саша лезла навстречу жизни, навстречу воздуху, которым она могла дышать. Она поверила сразу и навсегда. Не села на скамейку на остановке, не стала просить вызвать "скорую" помощь, не легла на асфальт в надежде, что если она расслабится - ей станет легче. Спасение было в автобусе. Снаружи была смерть.

Каким-то образом проклятье сработало. Каким-то образом этот бред: "Выйдешь из автобуса - умрешь" оказался правдой.

А умирать Саша не хотела.

Задыхаясь, и взмокнув, словно скаковая лошадь, она ворвалась в автобус, чувствуя, что сердце снова полноценно бьется, а она может нормально дышать. Окинув полупустую коробку автобуса затравленным взглядом, она приметила себе место в хвосте салона, и села на него, расстегнув верхнюю пуговицу блузки. Плевать, что о ней подумают. Плевать, как она выглядит: тяжело дышащая, с мокрыми пятнами на одежде, с прилипшими ко лбу волосами.