Посмотри на неё
Шрифт:
– Твое платье слишком короткое, – сказала ей мама, прежде чем мы вышли из дома.
– Марку оно нравилось, – огрызнулась Табби. – Он бы хотел, чтобы я была именно в нем.
С этим мама спорить не стала. Вот еще один факт о всеобщих любимцах: за ними всегда остается последнее слово.
Похоронная служба ровно такая, какую и следовало ожидать – душная и пропитанная слезами. Священник читает Библию. Все склоняют головы. Когда я бросаю взгляд на Табби, то вижу, что ее глаза опущены, как и у всех, но она смотрит на что-то в руке. Телефон. Затем она замечает, что я смотрю на
Люди скорбят по-разному. Но иногда мне кажется, что моя сестра совсем не опечалена утратой. Честно говоря, не могу ее за это упрекать, потому что мне тоже не грустно.
Светловолосый парень поднимается с места и встает за трибуну.
– Многие из вас меня не знают. Я старший брат Марка – Александр. Последний год я жил в Австралии. Я должен был защищать Марка, но он никогда не нуждался в защите. Если вы знали Марка, то вы знаете, что он был готов сорвать с себя последнюю рубаху. Он был готов сделать что угодно ради других.
Сидящая в первом ряду женщина издает громкий всхлип. Мама Марка. Она чопорно обняла Табби, когда мы заходили в церковь. Я знаю, что это был первый раз, когда они встретились лично. «Такое ощущение, что я секрет, – как-то сказала мне Табби. – Как будто я существую только тогда, когда он хочет».
Александр продолжает.
– Мои родители попросили меня сказать несколько слов, и у меня есть ровно столько. Я просто хочу, чтобы все помнили Марка таким, каким он был: умным, сильным и добрым ко всем. Он мог бы достичь невероятных высот, но давайте не будем думать о том, что ему не удалось совершить. Давайте думать о том, чего он добился, пока был с нами, и жить так, как он бы этого хотел: смело, честно и с благодарностью за все.
Он говорит еще некоторое время, делясь воспоминаниями о Марке из детства. Стоящая рядом со мной Табби зевает. В последнее время она плохо спала.
Когда мы были маленькими, мы настаивали на том, чтобы у нас была одна спальня, притом что у каждой из нас была своя комната в двухэтажном доме в Рочестере. Мы часто засыпали на полу, свернувшись в спальном мешке. Затем Табби повзрослела, и наша разница в два года дала о себе знать. У Табби появилась своя жизнь, скрытая за завесой, которую я не могла поднять. Когда мы переехали в Колдклифф, Табби наклеила на дверь своей комнаты желтую ленту – ту самую, которую можно увидеть по телевизору, когда показывают место преступления. Это было якобы в шутку, но на самом деле нет. Она охраняла свою новую жизнь, как дракон оберегает сокровища. До сих пор охраняет.
Элли со своими родителями сидит на несколько рядов позади нас. Ее мама смотрит Табби в затылок. Мама Элли любит Табби, и я знаю, что она переживает за нее. Моя сестра относится к той категории людей, которых либо любят, либо ненавидят. Никто и никогда, кажется, не будет относиться к ней нейтрально. В то же время все относятся нейтрально ко мне, как будто застревают в невидимой паутине где-то посередине, и эта паутина все больше проседает под их общим весом. У меня нет врагов, но никто и не спешит признаваться мне в любви.
Когда служба, наконец,
Табби не пригласили. Я рада, что мы с ней можем побыть наедине. Я также рада, что гроб закрытый. До меня дошли слухи, что его голова была проломлена внутрь, и никакое количество похоронной косметики не смогло бы это скрыть.
Александр подходит к нам, когда мы оказываемся почти у выхода. Мои родители уже успели уйти вперед, держась за руки; они выглядели потерянными, как заблудшие зомби. Они больше не понимают, как им себя вести с Табби. Эта проблема терзала их уже довольно долго.
– Эй, – Александр окликает Табби. Его взгляд мечется ко мне, но это всего лишь предупреждение: «Ты к этому разговору не имеешь никакого отношения».
Я делаю вид, что меня заинтересовало распятие на стене, к которому прибит гвоздями слишком уж реалистичный Иисус. Гвозди, торчащие из его рук, полностью покрыты кровью.
– Ты не должна была сюда приходить, – говорит Александр Табби. – Тебе здесь не рады. Я не хотел устраивать сцену перед родителями, но держись от нас подальше, черт побери.
– Да ладно тебе, – отвечает Табби приторно-сладким голосом. – Неужели ты правда веришь…
Мне не удается услышать окончание предложения, потому что ко мне подходит тренер Тейлор, чтобы спросить о том, как у меня дела и не стала ли смерть Марка для меня тяжелым ударом.
Скорее уж, она стала для меня облегчением.
Не пойми меня неправильно – я не психопатка. Я не фантазировала о том, как Марк падает вниз со скалы и разбивается насмерть. Но ни для кого не секрет, что я представляла, что Марк исчезает. Он не оказывал на мою сестру хорошего влияния. Наоборот, ему удалось вытащить на свет что-то такое, чего я вообще не понимаю. Не понимаю, что же такое он в ней пробудил и как.
– Эй, – Табби игриво толкает меня бедром. – Приветик, тренер. Моя сестра суперчемпионка, правда? Не могу дождаться, чтобы посмотреть, как она снова утрет всем нос в этом году.
Тренер улыбается.
– Бриджит очень талантливая. Мы с нетерпением ждем начала бегового сезона.
– Я буду на каждом забеге, – говорит Табби. – Твоим личным чирлидером.
Я хмыкаю. Готова поклясться, тренер покраснел. Он, наверное, совсем не намного старше Марка. Ему немного за двадцать, и лицо у него детское.
Табби умеет вызывать у людей реакцию, заставлять их сердца биться немного быстрее. Может, это из-за того, как она говорит некоторые вещи. Она имела в виду, что будет моим личным чирлидером, но тренер наверняка сейчас представляет ее в роли своего.
– Что тебе сказал брат Марка? – спрашиваю я, когда мы идем по парковке к папиной «Тойоте Камри».
– Просто поблагодарил за то, что пришла, – отвечает Табби. – Для его мамы это много значило.
Но я помню, что я слышала. Она врет, и я даже понятия не имею, о чем еще она врала.