Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума. Марш экклезиастов
Шрифт:
– Что? – с ужасом спросил я.
– Привираю, Ник. Во Францию мне и так нужно было. По делам. А она, когда услышала, что с вами произошло, расцарапала морду режиссеру и пригрозила, что расцарапает себе – и получила три дня каникул. Представляю, как встретил ее папаша: Вавилонская блудница верхом на черном кадиллаке. Впрочем, старик за свою жизнь выдержал столько торнадо, что одним больше, одним меньше…
Я попытался представить себе налет Марлен на ферму Илайи Атсона, но воображение мне отказало.
Помнилось только лицо: и даже – не то чтобы помнилось…
Я
Два года я рассматривал единственно потолок, поэтому сейчас для меня зрелище скромной ( я это знал) и по местным меркам даже убогой (я это понимал) деревенской ярмарки было куда ярче весеннего карнавала в Венеции, новогоднего фейерверка в Пекине и праздничного майского шествия в Москве.
Центром ярмарки была футуристически раскрашенная карусель, вокруг которой в хорошо организованном беспорядке располагались аттракционы помельче: зеркальный лабиринт, бородатая женщина, говорящая голова, человек-паук, красный комиссар с кривой саблей в зубах, гадальная машина в виде индейского шамана, два тира – обычный и водяной, павильончик «попади-в-негра», колесо фортуны, кольцеброс, гигантские шаги, качели, а также окруженный тайной балаганчик, где, надо думать, давали представления местные Король и Герцог.
И немного в стороне, за дорогой, светился золотом кукурузный замок.
На балконе замка стоял мэр в кукурузной короне и готовился произнести речь.
Мы с Билли взяли по куску сочащегося мяса на кукурузном листе с гарниром из молодой кукурузы с куском кукурузной лепешки и по стаканчику кукурузного виски.
– Не будем мозолить глаза, Ник, – сказал Атсон. – А то мэр меня увидит и потащит выступать. Знаете: американская мечта, выходец из маленького городка…
Мы отъехали в сторонку и принялись за трапезу.
– Давайте, Ник: за родные места, – сказал Атсон.
И мы выпили за родные места. Виски было жгучее. Хорошо, что старик все свои травы настаивал как раз на кукурузном виски, а то бы меня с отвычки развезло.
– Американская мечта, говорите вы, – я посмотрел на дорогу; части строились для парада, над людьми возвышался огромный Дональд Дак – надо полагать, тоже сооруженный из початков. – Добраться до вершины и водрузить свой флаг.
Очень достойно. Мы оба свои люди на этих вершинах. Но я вам очень завидую, Билл: вам есть куда вернуться: Я бы очень много отдал, чтобы вот так же прятаться от мэра крошечного городка, который хочет затащить вас на кукурузную трибуну…
Грянул гимн Айовы. Раскаленная солнцем варварская медь заглушила механическую музыку карусели. А потом пошли маржоретки в таких коротких юбках, что мне сразу стало ясно: я выздоровел…
На обратном пути меня почти сморило, и ничего больше уже не хотелось, кроме как прохладной простыни – но когда я увидел, какая славная компания собралась во дворе старого Илайи, враз стало не до сна.
За врытым в землю столом друг против друга сидели старик Атсон и рабби Лёв, жарко толкуя пророчества Иезекииля. Примостившийся сбоку фон Зеботтендорф пытался вклинить свой истинно арийский комментарий, но его отгоняли не глядя, как докучливую осеннюю муху. На крыльце, демонстративно отвернувшись друг от друга, сидели две пары: здоровенные бородачи в кипах и пейсах и коротко стриженные блондины с квадратными челюстями.
Отношения между Туле и Каббалой становились все напряженнее…
Кухарка, старая Дилси, подкатилась ко мне и прошептала…
– Масса Ник, хозяин сказал, но я забыла: кого из этих янки надо кормить цыплятами, а кого свининой?
11
Разве мужчина берет с собой отряд воинов, когда идет на свидание с желанной женщиной?
– Извини, друг, – Николай Степанович оттянул клок гусаровой шерсти и обрезал его ножницами. – Для дела.
Гусар фыркнул.
Николай Степанович зажал шерсть щепотью, обмазал клеем из тюбика и обмотал ниткой. Получилось что-то вроде помазка. Отложил: сохни.
В трубочку из-под валидола выпустил, уколов палец, три капельки крови. По классическому рецепту требовалась кровь девственницы, но поскольку найти среди ночи девственницу в данной гостинице было проблематично, природу пришлось обмануть, досыпав в пузырек пепел от сожженного волоса. Прочие составляющие собрать было еще проще: паутина на стенах, вечерняя роса на стекле, йод в пузырьке, болотная вода из графина: После того, как буроватая жидкость в трубочке стала прозрачной и ярко-красной, Николай Степанович обмакнул в нее помазок из собачьей шерсти и провел полоску по обоям.
Жидкость быстро впиталась, оставив темный след. Он выщипнул один волосок из помазка и повторил опыт. Это было проще, чем отсчитывать нечетное количество волосков. Теперь полоска осталась красной и блестящей, будто бы лакированной.
– Ну вот, – он вылил остаток краски в раковину, промыл кисточку. – До утра все свободны.
Гусар посмотрел презрительно и ушел в туалет, поскольку вечерней прогулки явно не предполагалось.
Ночью Николаю Степановичу приснился Брюс, которого отпевали и хоронили давешние крысы.
Утром он тщательно побрился, принял душ и переоделся во все чистое.
Приготовил свежую краску.
Ровно в девять постучал Коминт. Сперва Николай Степанович его даже не узнал – напарник был в потертом драповом пальтишке, чуть ли не из Харбина вывезенном, и какой-то сиротской черной ушанке. «Мерс» с наклейками стоял на обычном месте. Водитель сидел один.
Коминт приткнул «москвича» подальше. Все трое вышли и осмотрелись.
Ничего подозрительного не наблюдалось. Обычным потоком лились машины, обычным потоком спешили неведомо куда москвичи и быстро приноровившиеся к столичному темпу приезжие.