Посмотри в лицо смерти

Россик Вадим

– Оленька! Доча! Славатехосподя, а мы уж заждались!

– Мамулечка!

Оля-маленькая с разгона кинулась в объятия матери. Лунообразное лицо попадьи расплылось в радостной улыбке, обнажив крепкие, как у бобра, зубы. Она посмотрела на Витаса.

– Так вот ты какой. Оленька много о тебе рассказывала.

Витас смущённо кивнул, не зная, что сказать.

– Устали, небось, ребятки? Кушать будете?

– Будем, – ответила Оля-маленькая. – А что у тебя есть вкусненького?

– Омлет с крабовым филе не обещаю, но жареной картошечкой с салом накормлю.

Вооружившись большой ложкой, Таисия Фёдоровна принялась раскладывать картошку по тарелкам с облезлой позолоченной

каёмкой. Витас провёл рукой по своим волосам и обнаружил, что они превратились в жестяную щётку.

– Простите, а где у вас можно умыться?

Попадья показала ложкой на дверь.

– Умывальник в сенцах. Там же ручник и чистое ведро. Возьми ведро, принеси воды и умывайся, сколько душеньке угодно.

– Ручник?

– Полотенце! – засмеялась Оля-маленькая.

– А где колодец?

Таисия Фёдоровна добродушно удивилась:

– Зачем здесь колодец, милый? Река же рядом.

Попадья опять занялась угощением. Витас шепнул Оле-маленькой на ухо:

– Ну а хоть примитивная канализация в этом чертоге имеется? По-моему, я созрел.

– Откуда? Наверно, слышал приговорку: «Как говна за баней?» Это наша уральская приговорка, потому что здесь отродясь туалеты не строили, ямы не копали – ходили за баню.

– А где у вас баня?

– Бани у бабушки не было. Завернёшь за дом, увидишь сарай. Заходишь. На левой стене на гвоздике висит туалетная бумага. Рядом с ней стоит лопата. На земле лежат две доски. Теперь инструкция по применению. Выкопаешь лопатой между досками ямку и вперёд. Только потом не забудь обратно закопать.

Витас поморщился. Во мгла!

Слышно было, как, звеня ведром, дочкин ухажёр вышел на улицу в сгущающиеся сумерки. Таисия Фёдоровна повернулась к Оле-маленькой и погрозила пальцем:

– Он, конечно, смазливый парнишка, но ты, доча, себя блюди. Знаешь, как у нас говорят: «Парень плачь и проси, а девка плачь и не давай».

Оля-маленькая засмеялась:

– Да ну тебя, мамулечка! Девочки сейчас не в моде.

Попадья со вздохом предупредила:

– Ох, смотри, доча! Чует моё сердце, наплачешься ты с этим Витасом. Чересчур он смазливый.

– Любовь зла.

– Беда не в том, что ты полюбишь козла, беда в том, что козёл может полюбить тебя. Научись сначала трём свиньям пойло делить, а потом уж с парнями хороводься. Кофею вам сварить?

– Конечно! Я так соскучилась по твоему кофе, мамулечка! В городе такого нет.

Таисия Фёдоровна поставила на маленькую электроплитку закопчённую кастрюльку с молоком. В Тюрлюке кофе всегда варили в молоке и другого способа не признавали. Возясь с плиткой, попадья бурчала:

– Недоброе ты время выбрала для визитов, доча. У нас ведь теперь что ни день, то несчастье. Недавно Дотнара, дочь Перегната, убилась. Только-только отплакали и на тебе – вчера вот Иван голову разбил. Теперь придётся хоронить его в закрытом гробу. Совсем оставил нас Отец Небесный своей милостью.

Оля-маленькая нахмурилась:

– Тётка Дотнара убилась? Обалдеть! Как же это случилось?

– Вечером поругалась со своим Толяном, а наутро нашли её под скалой всю переломанную. То ли сама руки на себя наложила, то ли помог кто – о том один Господь ведает.

– Ну и дела… – протянула Оля-маленькая. – А что полиция сказала?

– Какая у нас тут полиция, доча? Один участковый. Жираф этот, простихосподя.

– Так дознание не проводили?

– А как же! Провели дознание по всей форме, только ни до чего оно не дозналось. Толян после ссоры уснул. Напробовался он тогда своей самогонки, из-за этого и поругались. Ужрался так, что аж лёжа шатало. А Перегнат у себя

дома сидел, ничего не видел и не слышал. Он, как жену похоронил, к Дотнаре и Толяну почти не ходил. Сердился на них.

– За что?

– Да за всё. Что Толян пьёт беспробудно. Что дочь за такого алкаша замуж вышла. Что внуков нет. За всё, в общем.

– А почему у этих Сиводедовых такие отстойные имена: Перегнат, Дотнара?

Таисия Фёдоровна с досадой махнула полной рукой:

– Эта дурь у них ещё со старого Сиводедова пошла. Очень ему революционные имена нравились. Тогда лозунг такой был: «Догнать и перегнать Америку!» Сначала-то старый Сиводедов хотел назвать сына Догнатом, но потом передумал и назвал Перегнатом. Перегнат тоже сильно партийным был. В леспромхозе парторгом числился. Ну и нарёк дочь Дотнарой – мол, «дочь трудового народа».

– Надо же, – заулыбалась Оля-маленькая.

– Да это ещё что. Перегнат говорил, что, если у него ещё одна девочка будет, то он назовёт её Даздрасмыгдой – «Да здравствует смычка города и деревни!», а следующую – Валтерперженкой – «Валентина Терешкова – первая женщина-космонавт».

– А если бы родился мальчик?

– Тогда Кукуцаполь – «Кукуруза – царица полей».

– Жесть!

Действительно, за бабушкиным домом Витас обнаружил огромный сарай без передней стены. Сразу за ним начинался подъём, покрытый сосновым лесом, дальше превращающимся в непроницаемо чёрную стену. Снаружи сарай, словно колючей проволокой, зарос дроком, сорняками и вечнозелёной крапивой, внутри строение застилала полутьма. Витас вошёл, отмахиваясь от паутины. Б'oльшую часть сарая занимали дрова, смутно вырисовывающиеся в полутьме. Здесь было сыро и много дерева – для людей-бобров в самый раз. Осторожно поставив на землю ведро с прозрачной водой из реки, Витас снял с гвоздя рулончик туалетной бумаги, повертел в руках. Рулончик разбух от влаги, слипся и больше не желал разматываться. Пока вертел бумагу в руках, задел лопату, прислонённую к стенке. Лопата упала и негостеприимно стукнула Витаса по ноге. Он выругался. С тоской посмотрел на две доски, втоптанные в землю. Захотелось впасть в отчаяние.

Организм настойчиво напомнил о своих потребностях. Вооружившись лопатой, Витас принялся проделывать предписанные манипуляции. Быстро смеркалось. Долгий нудный день подходил к концу.

Закончив свои дела, Витас опять взялся за лопату. У него разболелась голова. Вдобавок горло тоже начало саднить. В носу противно свербило. Витас несколько раз чихнул. Так и знал – простуда. Видимо, его продуло в газенвагене. Поковыряв землю, он подхватил ведро с водой и вышел из сарая. Солнце уже почти скрылось за горами. В нависшем над головой тёмном небе медленно, как инвалиды на прогулке, плыли грозовые тучи. Вот-вот с небес могла хлынуть вода. Зыбкие, глубокие тени, начисто лишённые определённой формы, устилали пустынный двор. Свежий холодок щипал щёки. Пропитанный запахом хвои воздух полнил грудь.

Витас медленно побрёл к крыльцу, стараясь не плескать воду себе на ноги. По дороге он несколько раз непроизвольно оглянулся. Ночной ветер кружил опавшие листья, тяжко вздыхал в сосновом лесу. Непонятные шорохи раздавались за спиной. Вот опять! Что-то негромко треснуло, словно кто-то наступил на сухую ветку. Хотя откуда в этой слякоти сухие ветки? Вот как будто покатился камушек. «Что это?» – спрашивал себя Витас с бьющимся сердцем. На память пришли страшные сказки о леших, домовых, не вовремя вспомнилась умершая здесь Олькина бабка. С тех пор, как он вышел из автобуса, Витаса не покидало странное ощущение. Ему всё время казалось, что кто-то пристально за ним наблюдает.