Посох царя Московии
Шрифт:
В лесу раздался звонкий голос пастушьего рожка. До прозрачности чистые звуки взметнулись к седому небу и, рассыпавшись на множество тихих ноток, начали медленно падать на землю в виде крохотных снежинок, первых предвестников метели.
Унылый Граевский совершенно не обращал внимания на порывы ветра, который время от времени забрасывал под тент возка немалые порции снега. Снежинки таяли и холодными струйками стекали по спине и груди, но Граевский не замечал этих неудобств. Шляхтич с ужасом ждал встречи с кровожадным царем московитов,
А Даниил Левшин радовался. Скоро он приедет домой, где его ждут родные и товарищи по оружию.
Наконец Граевский не выдержал долгого молчания и спросил, указывая на конников Елчанинова:
— Это опричники?
— Опричнины уже нет, — тихо ответил Левшин. — Она упразднена. Любые упоминания о ней запрещены под страхом смертной казни. Это кромешники.
— Что такое кромешники?
Даниил пугливо оглянулся, словно у него за плечами мог стоять соглядатай, и громким шепотом сказал:
— Лучше тебе, пан Криштоф, этого не знать.
— И все-таки?..
— Кромешники — самые доверенные слуги Иоанна Васильевича. Никто не ведает, сколько их и кто они поименно. Кромешники — это рыцари русского монашеского ордена. Глава его — великий князь Иоанн Васильевич, который носит сан игумена. Только смотри, пан Криштоф, я тебе этого не говорил! И не болтай о том, что теперь знаешь, на всех углах. Иначе не успеешь и охнуть, как тебе язык отрежут. У кромешников везде есть глаза и уши.
Граевский тут же мысленно дал себе зарок забыть то, что говорил ему Левшин. Дела русских его не касались. Вот вернуть бы обоз с сукном… Шляхтич горестно вздохнул и поплотнее закутался в попону.
Метель усилилась. Кромешники и сани утонули в седой мгле, и казалось, что возок, в котором сидели Граевский с Левшиным, плывет по бескрайнему северному морю, покрытому шугой.
Глава 10. Напарники
На следующий день Глеб отправился по магазинам. Для выхода в «поле» требовалось прикупить продукты и разную мелочевку. У Тихомирова-младшего это мероприятие обычно занимало полдня — нужно было, по возможности, учесть все, что могло случиться во время работы в «поле», даже совсем уж непредвиденные обстоятельства.
Остаться без харчей в какой-нибудь глухомани — перспектива безрадостная. Глеб терпеть не мог подобные ситуации, хотя и попадал в них не раз. Даже обычная иголка — бывало и так — иногда ценилась на вес золота; не будешь ведь щеголять в рваных штанах; работа в «поле» — это не прогулка по бульвару, всякое случается.
Список у Тихомирова-младшего был размером с пергаментный свиток старинного манускрипта; чтобы не потерять листы, а значит, не упустить ничего важного, Глеб составил его на плотной рулонной бумаге, которая применяется в различных регистрирующих и записывающих устройствах.
Последним пунктом его закупочной «эпопеи» был центральный рынок. Там Глеб обычно приобретал сало — продукт, ценность которого в путешествиях просто не сравнима ни с чем. Съел грамм пятьдесят с куском хлеба, запил горячим сладким чаем, — и энергии хватает на целый день.
Сало Тихомиров-младший покупал только у одной торговки. Это была плотно сбитая тетка с украинскими корнями. Звали ее Прися Прокоповна. Для хороших знакомых она была просто Прокоповна. К ним относился и Глеб. К нему Прися Прокоповна почему-то была особенно благосклонна.
Однажды она раскрыла свой «секрет»: «Ото був у меня когдась давно хлопец, такой як ты… От точно, як ты! И очи такие, аж горять, и брови. А я, дура, його любила, ох, любила… И шо ты думаешь — Маруся увела! Лучшая подруга. Потом, конечно, он покаялся, хотел вернуться, да уже поздно. Во я дужэ горда була. Ума ж не хватало… А теперь каюсь, одна вот живу, кручусь, як та белка в отом колесе».
— Глебушка, хлопчику, чого давно не заходил? — вскричала радостно Прися Прокоповна.
— Да как-то не было времени. Работа…
— Нэхай работает трактор, он железный. Работа — работой, а сало завсегда требуется… — Она наклонилась через прилавок к Глебу и заговорщицким шепотом сказала: — Для тебя у меня есть шось особенное. Полтавское сальцо. Только учера привезли. Держу его для добрых людей. Я як съела кусочек, то будто дома побывала. Во рту тает. Во кабанчик был кормлен не якой-нибудь гадостью, а бурячком и половой. И смалили его соломкой. А запах! — у-у…
— Спасибо, Прокоповна, — улыбаясь, поблагодарил Глеб.
Он взял сало с запасом — чтобы и дома оставить. От розоватого на срезе сала с мясными прослойками и впрямь исходил потрясающий аромат. У Глеба даже рот наполнился слюной.
Когда он расплачивался, Прися Прокоповна неожиданно снова перешла на шепот и тихо молвила:
— Ты тилько не верти головой… Ото я смотрю, шо якыйсь волоцюга за тобой все зырит и зырит. Вон он, стоит возле Кириенчихи, якобы огурчики на вкус пробует. Уже у всех перепробовал, а купувать и не думает. Цэ я тебе точно кажу. Я таких наскрозь вижу. Во не первый раз замужем и не сегодня родилась.
Глеб поверил словам Приси Прокоповны сразу. У рыночных торговок был глаз-алмаз. Различных проверяющих, милиционеров, воров и бандитов они видели за версту. Даже в толпе торговки вычленяли их практически мгновенно. Сказывался большой опыт, приобретенный в «боевые» девяностые…
Он еще минут десять послонялся по рынку, и в конечно итоге убедился, что Прися Прокоповна была права — за ним тянулся «хвост», парень в потертой кожаной куртке и джинсах. Он ничем не выделялся среди покупателей, толпящихся возле прилавков, и если б не наметанный глаз торговки, Глебу и в голову не пришло бы, что за ним следят, и именно этот невзрачный хмырек с равнодушными серыми глазами.