Посох волхва
Шрифт:
Призывался вещий муж Абарис людьми для унятия разгневанного домового, кикимор и разных враждебных духов, овладевших жильем человеческим; он обмывал притолоки от лихорадок, объезжал с особенными обрядами поля, чтобы очистить их от вредных насекомых и гадов. Когда на хлебные растения нападал червь, то выходил Абарис три зори в поле, нашептывая заклятия, и делал при концах загонов узлы на колосьях – это называется «заламывать червя», преграждать им путь на зеленеющие нивы. Также волхв был необходимым лицом на свадьбе; на него возлагалась обязанность оберегать молодую чету и всех «поезжан» от порчи. Поэтому шел Абарис всегда впереди свадебного поезда – с озабоченным лицом, озираясь по сторонам и нашептывая, люто борясь с нечистою силою, которая всегда следует за новобрачными и строит им козни.
И просто в затруднительных обстоятельствах: нападет ли на сердце кручина, приключится ли в доме покража или другая беда, отгуляет ли лошадь, угрожает ли мщение – всегда старый волхв оказывался рядом с тем, кто нуждался в его помощи.
Умер волхв Абарис, как и положено просветленному, в дни осеннего равноденствия. Только-только зазолотились листья, зазвенели по утрам заиндевелые росы, от земли повеяло первым дыханием зимнего холода. Старик сам поутру наносил воды в баню, потом поработал над свитками, а на вечерней зорьке тихо опочил, прямо на завалинке.
Произошло это спустя два года, как они с Ишутой познакомились на правом берегу Днепра, в доме кузнеца.
Теперь Ишута стал первым, кто находится ближе всех к солнцу. Молодой человек, а Ишуте пошел шестнадцатый год, взял на руки высохшее тело своего учителя и понес в баню. Там омыл старика, замотал в льняной саван, ветошью, которую использовал для омовения, обмотал покойнику голову. На задней части двора был уже сложен костер. Ишута долго смотрел на завывающее пламя, теребя тесемки рубахи, пока дрова не прогорели. После этого, собрав прах, он отнес глиняную урну в святилище.
Горечь от потери шевелилась колючим ежом где-то у горла. На пороге избы он замер, совершенно четко понимая, что войти внутрь он уже не сможет, по крайней мере не сейчас. В сенях находились оружие Абариса, его панцирь, боевые рукавицы и сапоги. Панцирь, сделанный из конских копыт, имел невероятную прочность; тонкие пластины соединялись между собой бычьей жилой таким образом, что повредить, разрубить соединительную нить было невозможно, вся она проходила с изнанки. Абарис часто поддевал свой доспех под обычную холщовую рубаху и выходил на люди.
Есть такая забава, точнее сцена, где волхва бьют кнутом злые разбойники, пытаясь выместить на нем свои жизненные неудачи. Обычно бывало такое на День Макоши. Вот бьют ражие, здоровенные мужики плетями старого волхва; тот и впрямь делает вид, что ему больно, но дразнить своих мучителей при этом не перестает, а только, знай, по земле катается, извивается, сворачивается клубком, но вдруг, точно чайка на охоте, вначале падает вниз лицом, раскинув руки, на землю и тут же стремительно выбрасывается весь вверх, и сразу двое, а то и все четверо «разбойников» катятся по земле.
Ишута никак не мог понять, как это ловко так получается у Абариса: только кулаки и подошвы ног в разные стороны в мгновение ока, и враг уже повержен. Сколько ни просил учителя показать, тот только улыбался да приговаривал: «Всему свое время, сынок!»
Посох – страшное оружие волхва. Изнутри полый, клеенный из нескольких пород дерева, он обладал невероятной упругостью и в то же время легкостью. Абарис вращал им так, что «посохов» становилось невероятное количество и сосчитать их не представлялось возможным, а еще его можно было согнуть, накинуть тетиву – и вот уже боевой лук. Но и это не все. Маленькие стрелы, или жало гадюки, как любил называть их сам Абарис, предназначались для «плевания». Они посылались в полет резким выдохом сквозь полую часть посоха и несли на своих маленьких костяных наконечниках смертельный яд, приготовленный еще в незапамятные времена старухой Харой. Также посох использовался в качестве копья: узкий стальной наконечник (лисичка) мог сниматься вместе с пробкой и убираться внутрь, но при необходимости легко извлекался и, плотно садясь в горловину, становился самой смертью во плоти сверкающей стали.
Ишута обрядился в доспех Абариса, натянул его сапоги, заткнул за пояс боевые рукавицы, взял посох и пошел искать того, без кого нельзя было стать настоящим волхвом.
Аника-воин гостил в ту пору в землях полабов. Абарис тоже поступал когда-то к Анике в ученики, но, рассказывая о нем, не мог описать своего мастера. Говорил только, что он очень быстр, лица забралом не закрывает во время боя, но черт никак вспомнить не мог старый волхв. Помнил лишь губы, вытянутые не то в улыбке, не то в гримасе.
В придорожной харчевне сумерки ходили по углам, поскольку утренний свет, лившийся из окна, падал на середину помещения и хорошо освещал лишь один стол из четырех. Наспех оструганные доски стола были отшлифованы до жирного блеска рукавами, ладонями, а иногда и лицами посетителей; в темные щели набились крошки хлеба, рыбья чешуя, высохшие трупы насекомых, нашедших здесь свою долю. На самом краю, свесившись едва ли не на половину, стояла масляная лампа, которая нещадно коптила. Ее забыли потушить на ночь или…
За столом на скрещенных руках спал человек. Длинные, слипшиеся от естественной грязи и земного праха волосы падали вдоль плеч, отливая на свету рыжеватой медью. Он-то и не потушил лампу на ночь. Но поскольку щедро заплатил хозяину, то мог делать все что угодно.
Когда Ишута вошел, осторожно ставя ногу на скрипучую половицу и придерживая одной рукой ветхую дверь, человек оторвал голову от креста своих дланей. То ли челка спутанных волос была настолько длинной, то ли утренний свет был еще не совсем ярок, но юный житель Верхнего Днепра не разглядел лица, повернутого на него. Только кривая полуулыбка чуть полноватых, синих губ.
– Эй, закажи выпивки! – сквозь плотную паутину волос на Ишуту сверкнули серые, точно сталь клинка, глаза. – И не туши лампу. Пусть светит. Не люблю, когда темно! – человек снова уронил голову в прежнее состояние.
Откуда-то из полумрака вышел полный человек с трясущейся нижней губой.
Ишута запустил руку в кошель.
– Не-е, не нужно денег, молодой человек. Шли бы вы отсель подобру-поздорову!
– Я ищу Анику-воина? – Будущий волхв не узнал своего голоса.
– Его здесь нет. Вы же видите! – Хозяин мял подол кожаного передника липкими руками.