Посох. Тетралогия
Шрифт:
Безмолвный вопль сотряс ее почище хохота. Быть может, потому, что он был более искренним? Продолжая выкручивать стрелу, Шенген подняла голову и посмотрела на мага. Казалось, того терзают невидимые руки. Свивают, скручивают, плющат, раздирают тело. Пораженная, Шенген остановилась. Невидимые руки замерли, и маг несколько пришел в себя.
– Пощади. Не убивай, – взмолился колдовской голос у нее в голове.
– Подохни!!! – страшно выдохнула она, и ее руки в чудовищном, запредельном усилии надвое разорвали колдовскую стрелу.
Страшно закричав, маг попытался заслониться от невидимых рук, но
Еще миг Шенген стояла, тяжело дыша, а потом отбросила в стороны обломки чудовищной стрелы. Или это были обрывки? Безжизненные, безвредные, мертвые навсегда. Подняла топор. Осмотрелась. Вокруг стояли ее люди. Малая дружина. Пораженные. Испуганные. Притихшие.
– Что… враги? – выдохнула ока.
– По эту сторону – никого, – ответили ей.
– Но где-то с четверть утекло на ту, – добавил кто-то.
– Надо бы проследить, чтоб не переправились, – хозяйственно сообщил третий.
– Проследим, – кивнула королева.
– А сапоги-то, того, стоят еще, – заметил кто-то.
– Какие сапоги? – вяло удивилась Шенген.
– Да мага этого, проклятущего, – ответили ей.
Шенген подняла голову – и точно! На облаке мирно стояли аккуратные черные сапоги.
– Безобразие! – сказал один из воинов.
– А стрелой не достать, – добавил другой.
– Да, пожалуй что, не достать, – согласился третий.
– Аргельских стрелков бы сюда, – вмешался четвертый, – те вмиг достали бы.
– Да, пожалуй, достали бы, – важно кивнул третий.
– Нет у нас времени с сапогами возиться! – объявил пятый. – Того и гляди, из-за реки гости пожалуют. А у нас стрел всего-ничего, чем потчевать будем?!
– А ну если они заколдованные? – возразил первый. – Мало ли какая пакость от них произойти может?
Шенген молчала, глядя на сапоги.
И тут, словно бы из ниоткуда, возникли две маленькие птички. Они подлетели к сапогам и аккуратно нагадили в них. Одна – в правый. Другая – в левый. Правый сапог упал первым. Левый продержался еще минуту, после чего последовал за ним.
– Вот теперь порядок, – кивнула Шенген.
– Нога так болит, что хочется дать ей по морде, – пробурчал Толм Бирин, рядовой пехотного полка победоносной ронской армии под чутким руководством мудрого генерала Тхиона Ар-Фома.
– Стер, что ли? – удивился его сосед, рыжеусый ветеран Рафар Линнетт.
– Да не стер, – поморщился Толм Бирин, – наколенники проклятые. Замаяли совсем.
– Так сними! – фыркнул ветеран. – Я уж больше часа как пустой гуляю.
– Но генерал же, того, голову оторвать грозился, – заметил Толм Бирин.
– Генерал! – скривился Рафар Линнетт. – Генерал – мужик умный. В академиях ученый. Он по разным там стратегиям и хитрым тактикам столько собак слопал, сколько наш пройдоха повар и за год нам заместо баранины не скормит.
– Вот видишь, – вздохнул Толм Бирин, – а говоришь – снимай.
– Вижу, – кивнул рыжеусый, – и говорю. В этих самых стратегиях про все, про все написано. Только одно, знаешь, позабыли. Забыли, что солдат – тоже человек. Ученые, что с них взять. Большого ума люди. Они про всякие мелочи думать не умеют. У них, во
– Ученый же ты человек, Рафар! – восхищенно выдохнул Толм Бирин. – Как по писаному шпаришь.
– Жизнь заставила, – отмахнулся ветеран, – так вот, о чем это я? Значит, раз уж ученейшие мужи о нашем брате не подумали и генерала нашего думать не научили – у них, может, поважней дела были, они, может, ордена делили, из-за почестей спорили – так вот, раз они этого не сделали, значит, нам самим о себе подумать следует, потому как ежели чего, обвинять все едино нас станут. Победу генерал себе зачтет, а поражение на нас спишут. А подумать о себе вовремя – это и значит не отбивать почем зря руки-ноги о железо. Кто тебя под плащом видит? И нагрудник расстегни. Какой из тебя боец, этак вот намаявшись? Никакой доспех не поможет усталому, а отдохнувший и без доспеха сдюжит, если Боги не выдадут и командир не совсем лопух. И эти ремни ослабь. Куда так затянул? Сам уж, поди, думать должен. Не все ж мне вас пасти.
Жаркое солнце занудно лезло под доспехи. Армия Тхиона Ар-Фома, развернутая в четкие боевые порядки, стояла перед очередным холмом, на котором изготовилось к бою восьмое по счету «войско Эруэлла». И никто не мог сказать, настоящее оно или нет.
– Это начинает надоедать, – заметил генерал Тхион Ар-Фом с известной долей юмора своему адъютанту – впрочем, досады в его голосе было куда больше.
– Точно так, господин генерал, – наклонил голову адъютант. В его голосе не было ничего, кроме служебного рвения – а если и было, то господин адъютант научился тщательно это скрывать.
Ему было что прятать. Господин адъютант не собирался идти на эту войну. И уж тем более он не собирался на ней погибать. Когда его старший брат вернулся с войны калекой, одноногим трясущимся стариком, их семья попала под «Закон о младших братьях выбывших офицеров и рядовых». Его взяли в армию. Но за несколько дней до этого его похожий на больное привидение старший брат купил ему, истратив весь свой пенсион, вещь запретную и противозаконную – магический портал высокой степени защиты, с дальним радиусом действия и полной сменой облика по выходе из оного. Старший брат решил, что его одного довольно, чтобы родина могла гордиться, а мать не смогла утешиться. Он отказал младшему брату в праве на такую судьбу. Поэтому на левой руке у господина адъютанта есть небольшая родинка. Стоит особым образом ее коснуться, и он очутится дома. Живой, здоровый, не калеченый – правда, совершенно на себя непохожий, но мать привыкнет. А значит, все будет так,как хочется господину генералу – до того момента, пока жизни господина адъютанта не будет угрожать реальная опасность.