Посол без верительных грамот (сборник)
Шрифт:
– Я, однако, настаиваю на разговоре наедине.
– Ничего не выйдет, раз Мира не хочет, – добродушно разъяснил Пьер. – Ужасная женщина моя Мира, вы такой еще не встречали.
«Я и такого, как ты, пожалуй, еще не встречал, – подумал Генрих. – Недаром машина так долго билась с твоей зашифровкой. У тебя, собственно, и зашифровывать нечего, ты весь на виду».
Пьер продолжал, шумно засмеявшись:
– Я открою вам страшную тайну: без меня Мира худеет за сутки на килограмм.
– А ты без меня за сутки на килограмм толстеешь, – заметила Мира.
– Худеет? – переспросил Генрих мрачно. Он недоверчиво поглядел на Пьера. – Толстеете?
– Худеем и толстеем! – воскликнул толстяк. – Она без меня ничего не ест от тоски, а я объедаюсь веселящимся туманом, чтобы заглушить скорбь. Так что не заставляйте нас уединяться друг от друга, а говорите спокойно.
«Ничего я говорить не буду, – размышлял Генрих. – Вот нажму на кнопку
– и оборвется наша говорильня, и не понадобятся объяснения. Все равно я не скажу, какую роль ты можешь сыграть в общественном подъеме дельтян, даже о Стелле я не скажу, к Стелле ты устремишься всей душой, еще не зная ее, а узнаешь – полюбишь без памяти, куда сильнее влюбишься, чем в эту Миру, и не будет больше в твоей жизни Миры, а будет предназначенная тебе высшей справедливостью Стелла…»
Он вынул из кармана передатчик и положил на колени кнопкой вверх.
Всего одно нажатие пальца – и будет поставлена желанная точка в затянувшемся разговоре.
– Дело в том, что мое предложение секретное, – начал Генрих.
Начало было неудачное: секретов Генрих не имел.
Пьер, подумав, опроверг Генриха:
– У вас, возможно, есть секреты от меня, но тогда зачем ими делиться со мной? А у меня секретов от Миры нет.
– И не будет, – добавила Мира с вызовом.
«Нажму кнопку – и точка на объяснении», – вяло думал Генрих, падая духом.
На уродливом лице Пьера играла беззаботная улыбка, черные глаза Миры впивались в Генриха. Интересно, думал Генрих, как она почувствовала, что над ее головой собралась гроза? Вот же дьявольская настройка души – и без специальных излучений ощущает таинственную опасность!
– Я собирался пригласить вас на Землю в командировку, – сказал Генрих. – Но одного…
– Исключено! – одинаковыми голосами воскликнули Пьер и Мира.
– Теперь-то я и сам вижу, что исключено, – согласился Генрих.
Он встал, и передатчик со стуком ударился о пол. Прежде чем он успел схватить его, передатчиком завладела Мира. Вскрикнув, Генрих вырвал коробочку из ее рук.
– Что с вами? – спросила Мира с испугом. – Вы так побледнели, друг!
– Вы не нажали на эту кнопочку? – волнуясь, спросил Генрих. – Вот эту кнопочку – видите? Вы случайно не нажали на нее? Только не скрывайте правды!
– Нет, не нажала! – быстро ответила Мира. Ужас Генриха мгновенно передался ей. – Даже не дотронулась, уверяю вас!
– А на кнопочку надо нажать? – поинтересовался Пьер. – Дайте-ка эту штучку мне, я отлично нажму.
Генрих с грустной улыбкой спрятал передатчик в карман.
– Именно этого и не надо делать. Разрешите пожелать вам долгой жизни, друзья. Счастья вам не желаю, у вас его, судя по всему, хватает.
6
– Не мог я этого сделать, – оправдывался через час Генрих перед братом. – Она так на меня смотрела… Поищем других путей. Впрочем, можешь назвать меня дураком…
Рой молча переливал из бутылки в стаканы плотный цветной туман. Когда синеватый дым заклубился у краев, Рой протянул свой стакан Генриху.
– Выпьем за дураков! – сказал Рой. – Я имею в виду хороших дураков, – добавил он педантично.
– Все-таки лучше было бы специализировать нашу машину для розыска преступников и опасностей. Напрасно мы уступили Боячеку, – запоздало посетовал Генрих после того, как осушил стакан.
Эксперимент профессора Брантинга
1
Когда Генриха одолевала хандра – а это случалось регулярно после каждого завершенного эксперимента, – он сторонился людей. Даже сотрудники лаборатории старались в эти дни поменьше его беспокоить, а Рой вставал между ним и посетителями прямо-таки непреодолимым барьером. Любая мелочь раздражала Генриха, когда он впадал в такое состояние, – по мнению Роя, общение с другими людьми становилось для брата слишком трудным.
Собственно, Рой опасался не того, что Генрих может сорваться и наговорить посетителям грубостей. Дело обстояло как раз наоборот.
Генрих так боялся впасть в резкость, что становился преувеличенно мягким. Он быстро уступал, без сопротивления взваливал на себя и брата нежелательные задания, слишком легко давал отнюдь не легко выполнимые обещания. «Самая скверная твоя черта – это твоя поспешная доброта, когда ты не в духе!» – выговаривал Рой брату, и тот сокрушенно опускал голеву, если был и в этот момент не в духе, или с раскаянием отшучивался, если настроение выпадало хорошее.
И странное дело Сильвестра Брантинга – Рой долго вспоминал о нем с неудовольствием – свалилось на плечи братьев как раз в момент, когда Генрих после какого-то сложного эксперимента отдыхал в тоскливом одиночестве, а Рой, срочно вызванный на Меркурий, оставил его на три дня без опеки.
Генрих лежал на диване с закрытыми глазами и не то дремал, не то грезил в полной уверенности, что он один в своей комнате. Но когда он раскрыл веки, то обнаружил, что напротив в очень неудобной позе, словно на деревянном стуле, сидит в силовом кресле незнакомый мужчина.
– Что вы здесь делаете? – возмущенно спросил Генрих, вскакивая.
– Жду, пока вы проснетесь, – быстро ответил незнакомец. – Только это, только это, уверяю вас!
– Но я не сплю! С чего вы взяли, что я заснул?