Посол Третьего рейха. Воспоминания немецкого дипломата. 1932–1945
Шрифт:
В Мюнхене Гитлер еще не освободился от влияния Муссолини; казалось, что он охотно следовал за ним и нуждался в его поддержке. Сам Муссолини в Мюнхене оказался в хорошей форме, он говорил по-немецки, по-французски и немного по-английски. Стремясь самовыразиться, он соединял методику парламентских дебатов с диктаторскими замашками. Таким он казался не только мне, но и другим.
Что касается Гитлера, то он добился вхождения судетских немцев (и населенных ими тогда земель Чехословакии. – Ред.) в рейх, а три других государственных деятеля добивались мира. Мюнхенское соглашение оказалось тем редким примером в современной истории, когда значимые территориальные изменения были достигнуты путем переговоров.
ШАТКОЕ РАВНОВЕСИЕ ПОСЛЕ МЮНХЕНА (осень 1938 г.)
Не прислушавшись к мнению Риббентропа, Гитлер согласился с Чемберленом, в результате чего 30 сентября появилась высокопарная англо-германская декларация, вскоре совершенно разошедшаяся с Мюнхенскими соглашениями (декларация о взаимном ненападении и мирном урегулировании всех возникающих спорных вопросов. – Ред.). Больше всего в этой ситуации Гитлеру не нравилось то, что он, диктатор, единоличный правитель, невольно вступал в переговоры с иностранной державой, принимая ее как равную. Вероятно и то, что столь спокойный разворот вещей заставил его пожалеть о заявлении, что судетские земли станут последними, на которые он претендует в Европе.
Риббентроп и Гиммлер выработали два основных тезиса, предложив их Гитлеру. Первый заключался в том, что Германия не полностью использовала страх западных держав перед угрозой войны, поэтому вполне можно было обойтись без болезненных переговоров и компромиссов Мюнхена. Второй тезис заключался в том, что в Мюнхене Англия пыталась выиграть время, чтобы нанести удар позже, когда она лучше вооружится.
Тот факт, что все, кажется, согласились с мюнхенским результатом, свидетельствовал о том, что, похоже, эти тезисы были приняты на вооружение. Во время вспыхнувшего кризиса всех тревожило беспокойство Чемберлена по поводу мира, совершенно не соответствующее образу флегматичного англичанина. Даладье сказал, что сделанные в Мюнхене уступки были тепло восприняты французским народом.
В новостных киновыпусках и иллюстрированных изданиях показывали, как после возвращения из Мюнхена в Париж машина Даладье с трудом пробивается через ликующую толпу французов. Сенат поддержал его, а в палате депутатов против были только коммунисты. Всем также известно, как Чемберлен появился на балконе Букингемского дворца вместе с королем и королевой и как его вновь и вновь вызывали на балкон собравшиеся толпы лондонцев. Вспомним и о том, как американский посол в Париже отправился поздравлять французского министра иностранных дел (одновременно – министр финансов. – Ред.) Ж. Бонне с букетом цветов.
Среди тех, кто не был удовлетворен результатами, полученными в Мюнхене, оказались чехи и представители Советского Союза{СССР стал единственным государством, выступившим в защиту Чехословакии, выразив готовность оказать ей немедленную военную помощь. Но чехословацкое правительство так и не обратилось за помощью, подчинившись условиям Мюнхенского соглашения. (Однако помощь можно было оказать только через территорию Польши, а поляки были тогда на стороне Германии, за что менее чем через год и поплатились. – Ред.)}. Но любой, кто заявлял, что остальной мир не аплодировал Мюнхену, должно быть, основывался на короткой памяти масс. Такое заявление оказалось последним изобретением политиков катастрофы. На самом деле Мюнхен оказался первым поражением
Могли ли западные державы применить силу в отношении Гитлера? Странно, что и в Германии эта мысль начала формироваться после Мюнхена, основываясь на том, что произошло на конференции. Говорили, что время показало, что Риббентроп оказался прав, и именно он не потерял самообладания. Но где лежала истина? На самом деле вопрос не был решен, поскольку Гитлер решил перейти к переговорам, а не действовать с помощью силы{Еще 30 мая 1938 года Гитлер утвердил план захвата Чехословакии (план «Грюн»), а в сентябре на съезде НСДАП в речах Гитлера и Геббельса прозвучали призывы к «освобождению угнетаемых немцев» и ликвидации чехословацкого государства.}.
С моей стороны было ошибкой не выступать против искажения фактов. Довольный тем, что в Мюнхене удалось сохранить мир, я был склонен забыть все сопутствующие обстоятельства. Позже все, кто в окружении Гитлера летом 1938 года советовал принять мирное решение, были объявлены пораженцами и потерявшими самообладание. Так отомстили тем, кто испортил обедню подстрекателям войны.
Но разве может использование угрозы войны по отношению к соседям и великим державам стать основой нормальной политики? К 1930 году здравомыслящие европейские политики согласились, что в отношении Германии необходимо пойти на уступки, в частности одобрить аншлюс Австрии и восстановление прямого сообщения между рейхом и Восточной Пруссией – германской территорией, оторванной от Германии согласно Версальскому договору 1919 года и фактически оказавшейся на положении острова.
Считалось, что предпринятые меры помогут сохранению мира. Но успешно использовавшиеся Гитлером насильственные методы закономерно привели к утрате политического доверия к нашей стране. Из-за кризиса, который так и не удалось преодолеть в Мюнхене, будущее мира было туманным.
Теперь уже никто не может ответить на вопрос, думал ли тогда в Мюнхене Чемберлен, что война неизбежна и ему нужно лишь выиграть время. Но выигрыш времени всегда означает, что не надо создавать препятствия Провидению, если Провидение работает на мирное решение. Именно поэтому в Мюнхене следовало предотвратить войну, и, сделав это, Чемберлен действительно вошел в мировую историю.
Современные суждения о тех событиях часто грешат неточностью. До настоящего времени Чемберлена рассматривают как ограниченного пацифиста, Х. Вильсона – как неопытного советника, а Хендерсона – как глуповатого дипломата.
Чемберлен ошибочно полагал, что письменные заверения со стороны Гитлера являются гарантией мира. И среди моих друзей оказалось несколько человек, которые во времена Мюнхена занимали примиренческую позицию по отношению к Англии. Они считали, что Мюнхенское соглашение является «вторым лучшим решением». Лучшим же выходом они полагали немедленный арест Гитлера, что и планировалось сначала 13 сентября, а затем 27 сентября 1938 года. Мне же казалось, что было бы лучше, если бы оба решения осуществились одновременно. Неверно было бы ставить все на одну и ту же лошадь.
Должен признаться, без всякой задней мысли, что тот день, когда приняли Мюнхенское соглашение, казался мне самым счастливым в моей жизни. Войны удалось избежать. Тогда я больше ни о чем не думал. Все остальное по сравнению с этим событием казалось несущественным. Наступит время – и в Германии, и за ее пределами, – когда политические и моральные мотивы, приведшие к мирному решению в Мюнхене в 1938 году, будут оценены и поняты правильно. Моя совесть была чиста, я полагал, что поступил правильно, принеся жертву, когда согласился принять должность статс-секретаря в министерстве иностранных дел в тех условиях, когда от конкретного человека мало что зависело.