Посол Урус-Шайтана [Невольник]
Шрифт:
Не знаю, кем бы я стал к этому времени, если бы однажды не зазвучал над городом набат. С юга двинулись несметные турецкие полчища. Сам султан явился под стены Каменца.
Пока ещё выходы из города были свободны, отец отправил мать, мою двенадцатилетнюю сестричку и дедушку, отца матери, в Винницу. А мне дал оружие, и мы пошли на городскую стену.
Началась осада.
Это был ад. Город оборонялся храбро, но не выстоял. Люди гибли, дома пылали в огне. На моих глазах полегли оба Кероненцы — старый Ованес и Хачик, а потом и мой отец. Я похоронил их на нашем дворе, где уже ничего не осталось, кроме головешек.
Вскоре янычары ворвались
Судьба была милостива ко мне. Хотя я дрался рядом с другими, не получил ни царапины. Вечером, когда пали последние польские знамёна и уцелевшие воины начали сдаваться победителям, я переоделся янычаром (их трупов было тоже достаточно вокруг) и прошёл через вражеский лагерь. К утру уже был далеко по дороге на Винницу.
По пути я всюду видел разорённые села и хутора, трупы людей: татары, как саранча, прокатились по нашему краю. Я понял, что единственный выход для нас — бежать на Левобережье, под власть московского царя.
Забрав родных из Винницы, я тронулся в путь. Мы шли ночами, прячась днём от татарских отрядов. Мать, Стеша и дедушка не переставая плакали по отцу и даже не понимали, куда и зачем я их веду. По дороге к нам приставали такие же изгнанники-беженцы, и, когда мы возле Черкасс перебрались через Днепр, нас уже было около сотни человек.
Левобережье встретило нас приветливо, как родных. Лубенский полковник выделил пустырь над Сулой, который назывался Дубовой Балкой, и мы там до осени поставили хутор. Вместе с дедом построили хату, распахали участок земли… Но, видно, не суждено было мне стать хлеборобом. Захотелось подержать саблю в руке. Да и время было очень неспокойное, жестокое.
Молодёжь шла в войско гетмана Самойловича. Я, оставив родных, подался в Запорожье, стал казаком. Ну, а оттуда уже судьба забросила меня сюда… Но об этом в другой раз. Должно быть, спать пора, ага Якуб. Сейчас на дворе ведь глухая ночь.
Гремя кандалами, они легли на холодный пол. Якуб ещё долго вертелся, вздыхал. А Звенигора закрыл глаза и сразу крепко заснул.
5
Прошла короткая зима. Бесконечные беседы узников сократили её ещё больше. Якуб умел так красочно рассказывать, что Звенигора, как наяву, странствовал с ним по безграничной Османской империи, заходил в тёмные сакли каратюрков и светлые просторные залы спахиев, в казармы янычар и в мрачные башни замков, бродил по шумным улицам и площадям Стамбула…
Так значительно меньше чувствовались голод и промозглая сырость подземелья, забывалось тягостное житьё и безрадостное будущее.
Однажды вместо глухонемого надсмотрщика на пороге появился Осман и громко крикнул:
— Эй, ты, неверная собака, выходи!
Звенигора встал, пожал Якубу руку и вышел во двор. Глаза больно резанул давно не виданный яркий солнечный свет. Звенигора зажмурился и поспешил стать в тень ореха, который уже покрылся молодой нежно-зеленой листвой.
Во дворе царила тишина. Осман куда-то исчез. Привыкнув к свету, Звенигора оглянулся вокруг. Во дворе никого.
Неожиданно с галереи прозвучал смех. Звенигора поднял голову и встретился взглядом с Гамидом, который разговаривал с молодым, монгольского типа человеком в дорогой одежде.
Лицо Гамида исказила гримаса гадливости.
— Фу, какая грязная свинья! — скривился он, глядя на казака. — Взгляни, друг Ферхад, на это чудище. Не человек, а зверь! Оброс, как гяурский поп! Ногти на пальцах даже завернулись. А разит от него так, что и здесь слышно. И эта падаль хотела меня убить!
— Ну что ж, убей ты его, — спокойно произнёс Ферхад, словно речь шла и вправду про какого-нибудь зверя.
— Убить мало! Смерть врага приносит наслаждение только тогда, если ты видишь его муки и страх, искажающий его лицо. Запах вражьей крови пьянит, как старое выдержанное вино! Я приберёг этого гяура к твоему приезду, ага Ферхад, чтобы потешить тебя необычным зрелищем… Эй, Осман, открывай клетку!
Звенигора ещё не знал, что приготовил для него Гамид, однако почувствовал в его словах смертельную опасность для себя. Оглядев двор и галереи, он убедился, что Гамид и его гость были единственными зрителями.
Значит, затеяна кровавая потеха. Чтоб не застали врасплох, стал спиной к ореху.
— Ага, боишься! — загоготал Гамид. — А мне говорили, что запорожцы и самого шайтана не боятся.
Что ему ответишь? Звенигора промолчал.
Слева, под башней, послышался скрип петель. Стукнули деревянные дверцы. Звенигора резко повернулся и увидел упругое тело пятнистого барса. Зверь вышел из клетки, вмурованной в стену крепости, и остановился.
По телу Звенигоры пробежал холодок. Вот какое зрелище приготовил для гостя Гамид! Хочет натравить злого, голодного зверя на безоружного, изнурённого, закованного в кандалы человека!
Что делать?
Молниеносно замелькали мысли. Прыгнуть на дерево? Нет, это не спасёт. Барс и там достанет. К тому же Гамид снимет с дерева стрелой или пулей. Бежать? Но куда? Все двери закрыты, ворота на замке… Вступить в единоборство с барсом? Именно на это рассчитывает Гамид. Но что это даст? Голыми руками зверя не возьмёшь. Разве что схватить камень? Это хоть какое-никакое оружие! Острым камнем можно раскроить хищнику череп. А не лучше ли подождать? Может, зверь не нападёт?
Барс ещё не видел Звенигору. Потянулся, зевнул, широко раскрыв зубастую пасть, а потом облизнулся тонким розовым языком. Только после этого понюхал воздух, ступил несколько шагов вперёд — и увидел человека… Остановился, приседая на задние лапы, словно раздумывая, что за удивительное существо перед ним. Потом, очевидно, решил, что это добыча, которая может насытить его пустой желудок, — его уже второй день не кормили, и он чувствовал жгучий голод. Правда, человек — опасный враг. Барс это знает. Во всяком случае, не заяц и не косуля. Даже не горный баран. Но выбирать не из чего. Голод донимает все сильнее, и барс прищуривает узкие жёлтые глаза, чтобы лучше взвесить и рассчитать прыжок.
Мускулы Звенигоры тоже напряглись. Он начал мёдленно поднимать вверх грязные руки с закрученными длинными ногтями, похожими на когти хищника.
Тихо забренчали кандалы. Зверь насторожённо поднял уши, встревоженный подозрительным, незнакомым звуком.
С галереи донеслось взволнованное дыхание Гамида и Ферхада. Звенигора на миг искоса взглянул вверх. Уловил злорадство, что светилось в глазах Гамида. Спахия заранее смаковал кровавую битву зверя и человека.
Барс напрягся, готовясь к прыжку. Но прыгнуть не успел. На нижней закрытой галерее послышался топот, смех и визг. С грохотом распахнулись двери. Из них быстро выбежала молоденькая девушка в цветастых шароварах. От быстрого бега её лицо пылало румянцем. Пушистая чёрная коса развевалась за спиной. За нею, смеясь, выскочила младшая, более хрупкая, и бросилась догонять убегавшую.