Посол Урус-Шайтана [Невольник]
Шрифт:
Начало светать. Порозовел край неба над морем. Марийка готовила завтрак, застелив стол новой вышитой скатертью. Момчил вытащил из погребка бочонок ракии. Ночной подвиг Звенигоры растрогал старика и рассеял его сомнения относительно беглецов. Поднимая вверх чашу, Момчил торжественно произнёс:
— Пью за здоровье храброго юнака [73] Арсена… За ваше возвращение на родину, другари! Чтоб ни один турок не перешёл вашей дороги!
Из кухни снова донёсся стон Якуба.
73
Юнак (болг.) —
— Кроме нашего друга Якуба, — добавил Звенигора. — Ибо не каждый вашенец [74] — приятель, бай Момчил, и не каждый турок — враг… Бывает свой хуже татарина: продаст и деньги пересчитает…
Он опрокинул чашу. Ракия была ароматная, настояна на каких-то горных кореньях.
Момчил тоже выпил и крепкими белыми зубами откусил кусок жареной баранины. Когда Златка снова вышла к Якубу, он сказал:
— Это так, хлапе [75] . Но я никак не пойму, почему вам так дорог этот турок и турчанка.
74
Вашенец (болг.) — земляк.
75
Xлап (болг.) — парень, паренёк.
Звенигора вытер ладонью рот.
— Теперь нам нечего скрывать, бай Момчил. Якуб — наш друг. Он вместе с нами участвовал в восстании против спахии, который держал его в темнице. И никакой он не купец… Мы вместе бежали через море к нам домой. А буря прибила фелюгу к Болгарии. Вот почему мы очутились здесь. Теперь наша судьба в ваших руках, бай Момчил. Захотите с Марийкой помочь нам — великая благодарность, не захотите — мы сразу же уйдём в горы. И Якуба понесём с собой. Мы не можем его бросить.
Момчил отрицательно покачал головой.
— Что ты, другарь! Болгары от дедов, прадедов честные люди! Честные и добрые. За добро они никогда не платят злом. Пусть Якуб с дивчиной остаются у нас в хижине. А вы скройтесь в горах, пока он поправится…
— Прятаться в горах я не буду. Мне надо добраться в Бургас, а оттуда до Рудника.
— До Рудника? — переспросил Момчил. — Я бывал там с Марийкой. Но что вынуждает тебя, Арсен, ехать туда?
— Я должен там разыскать одного невольника и выкупить его. Если сможешь, бай Момчил, дать мне лодку, чтобы доплыть до Бургаса, я буду тебе очень благодарен.
— Но один ты не справишься в дороге.
— Мне поможет пан Мартын…
— Конечно, — буркнул Спыхальский, встопорщив усы.
— Я не о том, — возразил Момчил. — Вы чужеземцы, и вас очень быстро схватит стража. Если так надо, тогда лучше мне пойти с вами. Я знаю дорогу, порядки…
— Нет, дедуся, — вмешалась Марийка, внимательно слушавшая беседу, — если на то пошло, то поеду я. Кто знает, сколько дней уйдёт на эту поездку, а тебе нужно быть дома. Разве ты забыл, что днями приплывает стамбульский гость? Да и Драган вскоре вернётся…
— И правда, — задумался Момчил. — Не смогу я ехать. Придётся тебе, Марийка, проводить наших гостей.
Звенигора недоуменно глянул на девушку. Момчил перехватил его взгляд:
— Ты сомневаешься в ней? Казаче, ты не знаешь наших горянок! Марийка стоит любого доброго парня.
— Дедусь! — покраснела девушка.
— Не буду, не буду, внученька! Иди приготовь все в дорогу. Возьми запасов на неделю. И не мешкай. Через час вам надо отправляться.
4
Лодка шла быстро, слегка покачиваясь на волнах. Спыхальский сложил сухие рыбацкие сети, прилёг на них, и вскоре послышался его могучий храп. Звенигора сидел у руля, а Марийка задумчиво смотрела на далёкий синий берег, что проплывал с правой стороны…
На второй день к вечеру вдали показался Бургас. Лодку решили оставить под присмотром Спыхальского между камышами в тихом устье какой-то речки. Поужинав, легли спать.
Ночь прошла спокойно. С первыми лучами солнца, поднимавшегося из-за моря, Звенигора и Марийка двинулись в путь. Шли быстро, так как хотели до вечера вернуться назад.
Дорога все время поднималась в гору и вилась меж зелёных виноградников. Навстречу катились тяжёлые, неуклюжие арбы, запряжённые серыми круторогими волами. На арбах сидели осанистые болгары в белых штанах, черных суконных жилетках и высоких овечьих шапках. Их худые, обгоревшие на солнце лица были суровы, будто вытёсаны из камня.
Всевозможное добро: шкуры, зерно, сушёный виноград, поташ — плыло на этих арбах в портовый город Бургас, а оттуда по морю в Стамбул или в другие заморские страны.
Никто не обращал внимания на молодого стройного мужчину и девушку, что спешили, озабоченные, вздымая ногами дорожную пыль. В полдень они остановились на высоком перевале, откуда открывался вид на широкую долину, где раскинулось село с красными, черепичными, и серыми, камышовыми, кровлями.
— Это Рудник, — сказала Марийка. — А вон и усадьба спахии!
То был каменный дом, окружённый хозяйственными постройками за высокой каменной стеной. Издалека он походил на крепость. А в действительности это была обычная усадьба турецкого спахии, построенная руками райя — крепостных крестьян. Однако толстые стены домов, конюшен и других построек надёжно защищали хозяина от внезапного нападения и, в случае необходимости, могли выдержать осаду отряда гайдутинов.
Дубовые ворота оказались на замке, и Звенигора постучал в них кулаком. Сначала со двора донёсся собачий лай, а потом в калитке открылось небольшое окошко, и в нем показались взлохмаченный чуб и сонное лицо сторожа.
— Что за люди? Кого вам? — моргнул он круглым совиным глазом.
— Мы хотим видеть хозяина, — сказал Звенигора и сунул в окошко серебряную монету. — Впусти, пожалуйста, добрый человек.
Ворота открылись, и Звенигора с Марийкой вошли в просторный двор.
— Прошу сюда, на скамейку, — поклонился турок. — Подождите, пока я узнаю, захочет ли хозяин допустить вас пред светлые очи.