Посол
Шрифт:
Все шло хорошо. Вот только здоровье, его-то никакими израильскими советами не поправишь. Осенью двадцать второго Ильич слег. После весны двадцать третьего доверительные беседы прекратились — вождь едва двигал тяжелым языком, а к осени и вовсе замолчал, только глаза выдавали натужную работу мысли, не способной
Как и положено, Ленин умер 21 января 1924 года. Траурный митинг должен был открыть Тухачевский, который считался по праву единственным продолжателем дела Ленина. Бухарин, третий человек в государстве, должен был произнести речь.
Всего не учтешь, и часто история меняется из-за элементарной забывчивости. Гусман забыл о Троцком. А почему он должен был помнить? После гражданской пламенный Лев Давидович был отодвинут на второй план еще более пламенным Тухачевским. Кем был Троцкий в двадцать третьем? Всего лишь заместителем наркома по делам национальностей. Пешка, вот и забыли. В ночь перед похоронами вождя Тухачевский, возвращаясь в свою кремлевскую квартиру, неосторожно поставил ногу на верхнюю ступеньку, не удержался и покатился по лестнице. Перелом шейных позвонков, умер на месте. И траурный митинг открыл Троцкий.
— Отозвали меня осенью двадцать четвертого, — сказал Арье. — Новым послом назначили Фиму Котлярского.
— Мы же с ним учились в университете! — воскликнул я.
— Он был послом аж до тридцать третьего. А потом…
Арье замолчал, перебирая старые фотографии.
— Что потом? — нетерпеливо сказал я.
— А потом дипотношения были прерваны. Троцкий сделал ставку на Гитлера, он, конечно, догадывался, что в Германии тоже есть израильский посол. Точнее, был до прихода фюрера… Троцкий не желал портить отношений с немцами.
— А Россия? — спросил я. — Что стало с Россией?
— Видишь ли, первый концлагерь на Соловках организовали еще при мне. История повторилась, Песах, только вот Троцкий оказался пожестче Сталина. И вспоминать не хочется, извини.
— Но ведь этого не было, — сказал я. — Всего, что ты рассказал. Ты ведь не мог быть послом в той России, которая стала Союзом, и которую мы изучали, и из которой мы все родом.
— Песах, тебе веселее становится от мысли, что в тот момент, когда наше посольство прибыло в Москву, образовалась альтернативная линия? Мы хотели сделать счастливой хотя бы одну Россию!
Арье сложил фотографии в альбом, передо мной сидел вовсе не моложавый, как мне показалось при встрече, а стареющий человек. Борода была седой, а лицо — усталым. Я попрощался.
Институт темпоральных дипломатов до сих пор не рассекречен. Но вчера Арье познакомил меня с Руди Натаном, который был послом Израиля в Германии с 1925 по 1933 год. Натан сказал, что Моссад уже принял решение раскрыть кое-какую информацию о миссии послов.
Завтра все репортеры набросятся на эту сенсацию, я всего лишь хочу опередить господ журналистов. К тому же, с утренней почтой я получил письмо из МИДа, где мне предлагают отправиться послом в Соединенные Штаты. Период я могу выбрать сам. Я предпочел бы Россию, но раз это невозможно, согласен вручить верительные грамоты Аврааму Линкольну. Может, удастся спасти его от пули?