Посольский город
Шрифт:
В экспедициях нам не раз встречались одни и те же ариекаи. Мы прозвали их Ножницы, Красная Тряпка, Скалли. При первых звуках передачи ЭзРа они навостряли уши так же быстро, как остальные. Но в остальное время они сотрудничали с нами, как прежде: по всей видимости, среди ариекаев тоже появлялись кадры вроде нас; те, кто, со своей стороны, тоже пытался поддерживать порядок. Им было труднее, ведь они были больны.
В Послограде тем временем стало всё сильнее проявляться конструктивное начало. Школы и ясли заработали снова. Хотя никто
Не подумайте, однако, будто жизнь шла естественным путём. Послоград агонизировал. Возвращаясь из экспедиций, мы вступали на полные опасностей улицы. Нас сопровождали констебли. Рука не поднималась наказывать тех, кто решил встретить конец, пируя. К тому же мы и сами когда-то прошли через вечеринки. (Я всё ждала, когда же я, наконец, встречу на одной из них Скайла: но он мне так и не попался.) Но комендантский час был непоколебим. За его нарушение констебли даже стреляли в людей, их валявшиеся на улицах тела потом прикрывали в программах новостей расплывчатыми клеточками. В Послограде то и дело случались драки, вооружённые нападения, убийства. Люди кончали с собой.
На самоубийства тоже бывает мода, наши стали печальными и драматическими. Многие, надев маску для дыхания, просто выходили на так называемую Оутс-роуд и шли из Послограда в город; но и там не останавливались, а продолжали идти, пока, как утверждали некоторые, не проходили его насквозь; они шли навстречу судьбе. Но самым распространённым способом для тех, кто видел единственный выход в смерти, была петля. По какому протоколу, не знаю, но редакторы новостей решили, что бескровные тела повесившихся можно показывать открыто. Мы привыкли к виду висящих мертвецов.
О самоубийствах послов в новостях не рассказывали.
МагДа показывали мне кадры, на которых тела Ген и Ри переплелись на одной кровати из-за спазмов, вызванных ядом.
— А где ШелБи? — спросила я. ШелБи и ГенРи были неразлучны.
— Исчезли, — ответили МагДа.
— Найдутся, — сказала Маг. Да добавила:
— Мёртвыми.
— ГенРи не последние.
— Скоро это уже невозможно будет скрывать.
— Вообще-то, учитывая размеры населения…
— … уровень самоубийств среди послов превышает средний.
— Мы убиваем себя чаще других.
— Что ж, — сказала я. Ничего личного. — Полагаю, это неудивительно.
— В самом деле, — сказали МагДа.
— Ничего удивительного.
— А чему тут удивляться?
Мы переловили часть бродячих автомов и напичкали их софтом, какой имели, в надежде, что они поумнеют. Но они оставались непригодными даже для выполнения повседневных задач.
Эрсуль по-прежнему не отвечала ни на мои звонки, ни на звонки других, как я выяснила позже. Подсчитав, сколько дней я её не видела, я устыдилась и внезапно испугалась. И пошла к ней домой. Одна: у неё были другие знакомые среди новых служащих, но, если что-нибудь из того, что я себе навоображала, действительно произошло, то я не выдержу, если со мной будет ещё кто-то.
Однако она почти без промедления открыла на мой стук.
— Эрсуль? — сказала я. — Эрсуль?
Она приветствовала меня со своим обычным сардоническим юмором, как будто её имя не прозвучало вопросом. Я ничего не понимала. Она поинтересовалась, как я поживаю, сказала что-то о своей работе. Я не перебивала её, пока она наливала мне выпить. Когда я спросила её, где она была, чем занималась, почему не отвечала на мои сообщения, она сделала вид, что не услышала.
— Что происходит? — спросила я. Мне надо было понять, что она знала о нашей катастрофе. Я задала вопрос, её лицо-аватар застыло, вздрогнуло и снова стало прежним, а она, как ни в чём не бывало, продолжала свою бессмысленную болтовню и бесцельные занятия. На мой вопрос она не ответила.
— Пойдём со мной, — сказала я. Я звала её работать с МагДа, с нами. Звала в город. Но, стоило мне предложить ей покинуть комнату, как снова повторялось заикание. Она словно перематывала назад плёнку и, как ни в чём не бывало, продолжала болтовню о чём-то устаревшем или незначительном.
— Тут либо какой-то сбой, либо она делает это нарочно, — сказала мне потом замученная посольская программистка, когда я описала ей ситуацию. «Думаешь?» — вертелось у меня на языке, но она пояснила: с автомами такое бывает, они как дети, которые затыкают пальцами уши и поют «ничего не слышу».
Выходя от Эрсуль, я увидела на площадке перед её дверью письмо, открытое и выброшенное. Она ничем не показала, что знает о нём, хотя я очень медленно наклонилась и, не сводя с неё глаз, подняла его.
«Дорогая Эрсуль, — было написано в нём, — я за тебя беспокоюсь. Конечно, происходящее пугает всех нас, но я всё же тревожусь…» и так далее. Пока я читала, Эрсуль ждала. Интересно, какое у меня было лицо? Дух-то у меня захватило, это точно. Я читала, а её аватар моргал.
Имени в конце письма я не узнала. Судя по тому, как оно плыло у меня перед глазами, когда я наклонилась, чтобы положить письмо назад, руки у меня дрожали. Сколько же у неё было друзей? Может быть, я была её центровой версией лучшей подруги, вхожей к служителям? Может, и у остальных тоже были свои ниши? И, наверное, мы все волновались за неё.
Это навело меня на мысли о КелВин, о том, какой бессмыслицей они могут быть заняты сейчас, и о Скайле, о котором я до сих пор ничего не слышала. Я несколько раз звонила Брену, но он, к моей тревоге и ярости, не отвечал. Тогда я пошла к нему домой, но мне никто не открыл.
Вряд ли я понимала, с чем имел дело Ра, пока не попала на дежурство к Эзу. Конечно, можно было просто приставить пистолет к его виску, но, когда мы начинали давить слишком сильно, он тоже грозился в ответ, а его поведение было настолько непредсказуемым, что приходилось считаться с возможностью того, что он возьмёт да и перестанет говорить, назло, и черти с нами со всеми. Поэтому мы ограничивались тем, что по пятам ходили за ним повсюду, тюремщики, компаньоны и защитники в одном лице. Вот почему, когда наступало время выступления, он вовсю портил нам кровь, помыкал нами, как хотел, но, в конце концов, угрюмо соглашался.