Post scriptum
Шрифт:
Свидетельством вхождения слова в греческий язык является появление глагола , также встречающегося в тех частях труда Геродота, которые имеют фольклорное происхождение и повествуют о варварах, но отсутствующего в лидийском цикле ( – I, 77, 163; V, 12; IX, 116). В результате этого стало возможным наименование тираннами наследственных царей Кипра (V, 109, 113), а следовательно – отождествление слова с термином уже не в варварском, а в эллинском смысле.
Таким образом, приходится думать, что вошедшее в греческий язык слово первоначально не носило того отрицательного оттенка, который придала ему аристократическая традиция, и не было связано с обозначением власти раннегреческих тираннов, о чем также говорит его употребление в культовой поэзии; а это и породило то многообразие значений слов группы и , которое характерно для словоупотребления классических и поздних писателей.
О трех группах топографических текстов у Павсания
Т ексты Павсания, содержащие описания маршрутов, городов и отдельных объектов (так называемых экскурсов мы здесь вообще не касаемся), целесообразно разделить на три группы. Первую составляют места, заимствованные из топографических источников, периодов и периплов, предназначенных для практических целей; вторую – тексты, восходящие к периэгетам и парадоксографам эллинистической эпохи; и наконец, третью – материалы, почерпнутые Павсанием из его собственных путешествий. Поскольку Павсаний ни разу не упоминает по имени писателей IIIII вв. до н. э., труды которых были близки по содержанию к «Описанию Эллады» (прежде всего Полемона), и учитывая то, что его сочинение состоит из плохо стыкующихся друг с другом элементов, У.Виламовиц и А.Калькман заключили, что основное место здесь занимают выписки из этих авторов, которые только иногда перемежаются отдельными воспоминаниями автора. К.Робертом эта теория не была ни поддержана, ни опровергнута. Дж. Фрэзер, М.Кэрролл, А.Тренделенбург, Ж.До, Ж.Ру и др. высказались за «аутопсию» Павсания, однако в сущности их исследования говорят только о том, что сведения, собранные Павсанием, соответствуют действительности, но не доказывают того, что автор «Описания Эллады» писал по собственным наблюдениям. Вместе с тем для полноценного использования этих сведений необходимо знать, к какой из трех групп относится каждое используемое сообщение, ибо прежде всего именно с этим связано его датирование.
В текстах первой группы говорится о характере дороги (ровная, идет в гору, становится крутой и т. д.), оговаривается, какова возможность провоза грузов (например, II, 11, 3), часто даются две дороги (краткая, но плохая и более удобная, но длинная – см. II, 15, 2; VIII, 6, 4; X, 35, 8), указываются расстояния между пунктами в стадиях, колодцы и источники с питьевой водой и т. д. Эти места довольно сильно отличаются от остального текста по языку, а потому легко выделяются из него. Павсаний перенес их в свое сочинение в готовом виде, поскольку здесь сообщаются факты, которые не мог собрать он сам.
Значительно сложнее обстоит дело с текстами второй и третьей групп, которые зачастую неотличимы одни от других. Единственным критерием для вычленения путевых заметок Павсания являются ремарки «при мне», «в мое время» ( ' ), «я видел» и т. п. Но иногда такие ремарки встречаются и в текстах, содержащих прямые цитаты из его предшественников. Так, рассказывая о поющих рыбах в реке Ароании (VIII, 21, 2), Павсаний замечает, что сам видел этих рыб пойманными и простоял у реки до самого захода солнца, чтобы услышать издаваемые ими звуки. Мы, бесспорно, сочли бы весь этот рассказ оригинальным, если бы из Афинея (VIII, 331D) не было известно соответствующее место Филостефана (III в. до н. э.): первая половина рассказа Павсания – это довольно точная цитата, но слившаяся с оригинальным текстом, так как к ней прибавлена дневниковая запись. Выявить такую цитату, если нет (что и бывает чаще всего!) параллельной у какого-либо другого автора, невозможно. Однако оснований для того, чтобы принять выводы А.Калькмана, это не дает.
Дело в том, что Павсаний постоянно упоминает об изменениях, имевших место в тех или иных пунктах в I–II вв. н. э., то есть уже после того как появились его основные письменные источники. Именно это обстоятельство, а совсем не то, что сведения Павсания подтверждаются археологическими находками, свидетельствует о присутствии в «Описании Эллады» материала, собранного автором во время путешествий.
Публикуется по: Чистяков Г. О трех группах топографических текстов у Павсания // Античная балканистика: Карпатско-балканский регион в диахронии. Предварительные материалы к международному симпозиуму. М., 1984. С. 51–52.
К вопросу об интерпретации мифографических текстов логографов и периэгетов
И нтерпретировать миф с точки зрения отражения в нем общественного сознания имеет смысл только на основе текстов. По той причине, что историки классической эпохи (Геродот, Фукидид, Ксенофонт и др.) интересовались преимущественно историей своего времени или ближайшего прошлого, особенно интересно, что с появившимися в конце IV и, главным образом, III вв. до н. э. периэгетами (Диодор Периэгет, Анаксандрид, Сем, Гелиодор и Полемон) связана вторая после логографов попытка систематически изложить греческую мифологию. В отличие от логографов, которые излагали мифы в хронологическом порядке, Полемон и его современники строили повествование по топографическому принципу, то есть связывали каждый миф с определенным объектом: рощей, храмом, дорогой, источником и т. д. В виду того, что сочинения периэгетов не служили практическим целям, а были предназначены для чтения, встает вопрос: что подсказало периэгетам такую своеобразную композицию? Методологические указания на этот счет содержатся у Ф.Энгельса, который замечает, что характер ландшафта Эллады таков, что здесь «всякая река требует своих нимф, всякая роща – своих дриад» [34] . Анализ многочисленных текстов показывает, что именно эта особенность греческой мифологии вызвала к жизни периэгезу.
34
Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. Т. 41. М., 1970. С. 74.
Не случаен хронологический принцип у логографов (Гекатея, Акусилая, Ксанфа, Харона, Гелланика и Ферекида), которые создавали свои сочинения в V в. до н. э., когда Эллада с каждым годом приближалась к эпохе наивысшего расцвета (победы при Марафоне, Салами-не и Микэле, становление античного полиса и, в частности, афинской демократии, фантастический рост могущества Архэ и т. д.). Внешний вид греческих городов изменялся на глазах (строительство на Акрополе и т. п.), и, следовательно, само историческое развитие наводило на мысль о том, что такое ход времени. Изложить мифы в хронологическом порядке и выкинуть из них чудеса логографам подсказала действительность.
Другое дело периэгеты. Они обратились к мифу в эпоху упадка, когда судьбы истории стали решаться в столицах и ставках эллинистических династов, а совсем не в Афинах и Спарте: в Элладе время как бы остановилось, а в результате всплыл на поверхность древнейший пласт в развитии мифа, где, как подчеркивал Ф.Энгельс, каждая мифологема связана с определенным местом – конкретным источником, горой, рекой, рощей и т. д. Поскольку миф представляет собой продукт устного народного творчества, работа с ним требует особых методов. В изложении Псевдо-Аполлодора, Диодора (4-я книга «Исторической библиотеки») и Овидия фактический материал дошел до нас с большим количеством позднейших напластований; не свободны от них и ранние тексты, содержащие изложения отдельных мифов (например, оды Пиндара и Бакхилида или античная драма), а поэтому, прежде чем приступить к осмысливанию какой бы то ни было мифологемы, следует докопаться до ее древнейшего пласта.
В этой связи тексты периэгетов являются источником первостепенной важности. Они, кроме всего прочего, дают возможность понять, что встречающиеся в мифологии на каждом шагу несообразности, которые так возмущали логографов, не являются следствием испорченности текстов: они объясняются тем, что отдельные саги, которые со временем слились воедино, первоначально сложились в различных местных мифологиях.
Публикуется по: Чистяков Г. К вопросу об интерпретации мифографических текстов логографов и периэгетов // Методологические и мировоззренческие проблемы истории античной и средневековой философии (материалы к всесоюзной конференции). Ч. 1. М., 1986. С. 84–86.
Эллинистический мусейон (Александрия, Пергам, Антиохия)
ВIII–II вв. до н. э. Александрия, Пергам, Антиохия и другие города эллинистического мира один за другим становились крупными культурными центрами. Местные монархи из престижных соображений, по примеру Александра, всячески подчеркивавшего, что он был учеником самого Аристотеля, приглашают к себе наиболее выдающихся писателей, художников и ученых. С другой стороны, в новых городах, где скопилось огромное население, съехавшееся сюда отовсюду, кипит жизнь, формируется новое общественное сознание, и общество остро нуждается в его выразителях.