Постепенное приближение. Хроники четвёртой власти

Богатырёва Наталья

– Ничего, теперь твоя очередь хранить для сына его школьную память. Ты его первые тетрадки не потеряла?

Лариса пристыженно потупилась: она совершенно не помнила, куда засунула скудный архив своей собственной семьи. Всё понимающая мама, сказала:

– Да не силься вспоминать. И Сашкины дела все у меня. И папины, и твоих дедушек с бабушками. Это главное наше стариковское занятие – смотреть фотографии прошлых дней да вспоминать. А у вас, молодёжи, сегодняшних дел полон рот.

– Мамочка, кстати о делах: побежала я. Надо очередной материал к выпуску готовить – Лариса быстро оделась и уже целовала мать в сухонькие щёки.

– Ты бы, Лара, хоть

иногда свои публикации нам с Сашкой приносила. А то мы толком и не знаем, что ты там пишешь. А сыну твоему знать следует. Чтобы гордился матерью-то!

***

Вешкина ещё была у Триша, когда Лариса вернулась в редакцию. Чтобы не маяться ожиданием решения верхов, она решила заскочить к Смешляевой – выведать последние сплетни.

Рабочий день склонялся к концу, и глаза Таньки недвусмысленно блестели. Масляным был и слегка затуманенный взгляд Васечки Толстоганова, спортивного обозревателя и соседа Смешляевой по кабинету. Основа хорошо пригнанного тандема Таньки и Васечки всем была хорошо известна: она держалась на страсти к рюмке. Пропускали по маленькой почти ежедневно, но в обычные дни этим и ограничивались. Зато в газетный день, когда верстка и вычитка полос затягивалась допоздна, эта парочка нередко выползала из редакции на кочерге. В последнее время всё чаще то одинокая Танька, то холостой Васечка набирались до такой степени, что оставались ночевать прямо в своём кабинете.

Тришу было известно об этом производственном пьянстве, загулов он не одобрял, хотя и делал поправку на особенности творческих личностей. Главред неоднократно устраивал обоим дисциплинарные выволочки, лишал премий и отправлял в отпуска в кислом феврале. Однако более кардинальных мер принимать не решался.

Во-первых, что Танька, что Толстогонов исправно наполняли газету половодьем знаков. Материалы клепали хотя и сомнительного достоинства, зато многочисленные и в срок. Танька толклась в газетах уже не один десяток лет, имела тучу связей в разных конторах, и была в курсе всех городских новостей. Васечка тоже примерно окучивал свою поляну, доставляя эксклюзивные сплетни спортивного мира.

Во-вторых, Толстогонов был закадычным другом-приятелем Володьки Ниткина (который, кстати, тоже время от времени присоединялся к «расслабухам» этого кабинета). Они вместе учились на литфаке, вместе трубили в одной из заводских многотиражек, где и обзавелись полезными, а ныне и высокими связями. Когда Ниткин утвердился при Трише в роли серого кардинала, он потребовал взять в штат и Васечку. И теперь Триш опасался указать на дверь дружбану Натаныча и самого Курилова. А Васечка всеми силами покрывал и прикрывал свою собутыльницу Смешляеву.

Такой вот коврик тут выткался.

Сюда и заглянула Лариса.

Татьяна, растянув рот в довольной улыбке, кормила с рук симпатичную домашнюю крысу Нюрку. Отщипнув крошку от полуголовки сыра, она протягивала угощенье зверюшке, та брала его передними лапками и потешно хрумкала, сидя прямо на Танькиных бумагах. Крыса жила у них в кабинете уже второй год, а до неё была другая, а перед тем – ещё одна. Танька содержала живность в чистоте, работе та не мешала и по другим кабинетам не шастала. Во время возлияний Нюрка понимающе пряталась в свой специальный домик и выползала оттуда, когда хозяйка трезвела. Смешляева была круглой сиротой, так и не создавшей семью и не наплодившей потомства. Крыса, да ещё волнистый попугайчик, тоже обретавшийся здесь же, были единственными близкими

ей существами. Поэтому у начальства язык не поворачивался запретить этот зоопарк.

Васечка при виде Ларисы куда-то заторопился, чему она даже обрадовалась: без него Танька становилась особенно словоохотливой.

– Ну, что новенького в нашем королевстве? – Лариса беззастенчиво пользовалась излюбленными перлами Сокольского. – Неужели Нюрка весь сыр съест?

– Не, Нюрка не дура, откушает только свою норму.

– Остальное придётся тебе доедать?

– Я тоже не дура, с утра этот сыр лопаю. Сколько уж можно! Отнесу верстальщикам: им сегодня ещё сидеть да сидеть. – Танька была бабой доброй и норовила всех угостить и приголубить. У них в кабинете всегда можно было разжиться съестным, чем частенько пользовались коллеги, не успевшие вовремя перекусить.

– А кто сегодня на вёрстке? Агеева?

– Не, сегодня Лёня Ивонин горбатится. А ты, Лорик, слыхала? Ивонину-то квартиру дают. Триш всё-таки вытряс из мэрии. Лёнька лет пятнадцать, не меньше, ждал, ещё в «Вечёрке» встал на очередь. Из-за этой проклятой квартиры он, как и я, один кукует. Так и не женился. Не в общежитие же невесту вести. Но и то хорошо, что теперь, наконец, до своего угла дослужился. Теперь Тришу будет по гроб жизни обязан.

– Это уж точно! Триш с Лёни не слезет, на все вечерние смены его теперь зарядит. Только бы у парня здоровья хватило. А то я смотрю, он в последнее время совсем прозрачный стал, вся верстальня провоняла корвалолом.

– Собственный угол того стоит, да? – Танька, опустив тему Ивонинского здоровья, задумчиво подняла глаза на Ларису. В этом затуманенном «рюмочкой» взгляде читалась застарелая неустроенность человека, всю жизнь мотающегося по съёмным комнатам. Таньке своё жильё не светило, да она на него уже и не претендовала.

–Ну, Татьяна, порадовала! – нарочито весело крикнула Лариса, стараясь отвлечь Таньку от грустных мыслей. – Пойду поздравлю Ивонина. Заодно и бутылку стрясу. Нечего сачковать, пусть проставляется!

Лариса, направилась к дверям. Основную сегодняшнюю новость ей выдали, и она оказалась очень славной.

– Слышь, Лёнька-то того… уже проставился… Ты на него слишком не налегай…

– Понятно! – Лариса, смеясь, покинула кабинет-буфет, как называли обиталище Смешляевой в редакции.

Однако дойти до Ивонина ей не удалось. В коридоре её перехватила Алла, призывно машущая руками.

– Лорик, тебя где носит? Адвокат твой тебя обыскался, все телефоны оборвал! Просил позвонить, как только появишься. Звони ему сама – Нилова протянула бумажку с шифром позывных Депова, и дивной бабочкой упорхнула на лестницу, оставив за собой шлейф тончайшего аромата.

– Фурия, как есть фурия! Только добрая! – с нежной усмешкой подумала Лариса, глядя подруге вслед, и отправилась к себе – налаживать контакты с человеком, которого пока никак не могла понять.

***

Ласковые совсем бесхитростные глаза. Лицо смущённое и слегка растерянное. В движениях неуверенность и боязнь сделать что-то не так. Никакого видимого подвоха, никакой двойственности. Он – само внимание; заинтересованно ловит каждое её слово. Почему же в её мозгу противно сверлит мыслишка: будь осторожна, не торопись довериться этому человеку. Он слишком хорошо вышколен, слишком умело скрывает своё истинное «я». Он гораздо умнее, опытнее и прозорливее тебя, он может так расставить сети, что ты и не поймёшь, что попалась. Будь осторожна, не торопись верить!