Постоянная Крата
Шрифт:
– Простите, кан Элюр…
– Ну-ну. Я был бы слишком плохим руководителем, если бы каждую минуту не знал обо всем, что происходит на фирме. Я постоянно был в курсе. А вы наивны, доктор. Но это хорошо. Тогда было не время поощрять вас. Сейчас – иное дело. Думаю, что примем все необходимые меры сразу же. Что касается вас: не стану сотрясать воздух хвалебными речами. Вы и сами понимаете, каков масштаб сделанного вами – и всей лабораторией. Но вы знаете: я люблю вознаграждать заслуги по достоинству.
– В этом никто не сомневается, кан Элюр: мы все вас знаем.
– Так что пока, Тазон, я просто благодарю. Но не только благодарю. С этого мгновения вы – Третье лицо на Уларе. С восьмой позиции – неплохой прыжок, а?
– Это даже не на вес золота, кан. Куда больше.
– Это на вес времени, доктор. А теперь вернемся в зал…
(Снова пауза. Но теперь она уже не кажется бесконечной: она заполнена моими
Вот сукины дети!..
Что же они еще придумают?)
– Кан Эрб, вы говорили, что в основном монтажные работы завершены?
– Да, кан, за исключением промышленности, как я уже докладывал; кроме того, продолжается монтаж на Метаморфе-два.
– Я в курсе того, что вы там делаете сейчас. Даю вам официальное разрешение – срочно монтировать и запустить аппаратуру доктора Тазона.
42. Пат занят делом
Начинался новый рабочий день с удовольствия. Заключалось оно в том, что как ни поздно вроде бы уснул накануне Пат из-за разыгравшейся не ко времени памяти, выспался он отлично – так, как давно уже не приходилось. Как если бы часов десять был в отключке, а не те сто двадцать минут, которые протекли, судя по цифрам на часах. А когда человек выспался – все кажется ему прекрасным: и погода, и дорога на работу, да и сама предстоящая работа, пусть даже выполнять ее придется в том же густом тумане, что стоял в корпусе вчера. Пожалуй, так даже интереснее.
Впрочем, никогда не угадаешь – что сегодня тебя ожидает. День нынешний часто оказывается совершенно не похожим на день вчерашний, на который ты только что его примерял. Вот и теперь вроде бы так получилось.
Хотя началось все нормально. После быстрого завтрака группа собралась перед домиком, старшой проверил – все ли тут, оказалось – все, после чего монтари тронулись тем же путем, что и вчера; не строем шагали, конечно, а гурьбой, неторопливо, с достоинством: все-таки специальность у них была не «поднять и бросить», а тонкая и ответственная.
И все же какие-то заминки начались еще по дороге туда, к недостроенному корпусу, где трудились вчера. Уже близ самого корпуса им – монтажной группе – встретились другие люди. Нет, не то чтобы встретились; скорее их дороги пересеклись. Монтари шли от рабочего поселка, и вели их к тому входу в корпус, который находился дальше от жилого дома. А с другой стороны – от места, где помещалось десятка три приземистых строений – вроде бараков, таких, в которых ютятся первопроходцы на новых планетах, пока не построят себе приличное жилье, шла целая толпа, а вернее – кое-как разобравшаяся в колонну по три куча людей, самых разных на взгляд – постарше и помоложе, мужчин и женщин, одетых кто получше, а кто и вовсе едва ли не в отрепья, с выражением хмурого недоумения на лицах. Не шли, можно сказать, а плелись, и чтобы они совсем не встали, их подгоняли охранники, несколько… пятеро? Нет, шестеро. И было этих удивленных людей, пожалуй (Пат Пахтор потер лоб) никак не менее сотни. Ну там плюс-минус. Гнали это население по дороге, пересекавшей ту, по которой шли рабочие, под острым углом, потому что вела она от бараков к этому же корпусу, но к другому входу – тому, что к монтажной смене поближе, но ей не нужен был. Их дорога, кстати, была поуже, плохо нахожена, да, точно. Они (пестрый сброд, как про себя – не без презрения – определил Пат) первые там шли. Собственно, дороги и не было там, просто тропинка. И эти люди оказались на перекрестке раньше их, почему им и скомандовали остановиться, не доходя до скрещения метров с десяток. Вот тут и было время их разглядеть и даже подсчитать – без всякой надобности, а просто по привычке запоминать обстановку – непонятно только, откуда такая привычка у него вдруг взялась, однако же вот взялась, и он смотрел и считал. А из тех некоторые – далеко не все, правда, большинство просто смотрело себе под ноги – тоже глядели на рабочую группу, на монтажников, глядели как-то странно – без выражения. Ни страха, ни удивления, вообще никакого чувства не было в их глазах. Глядели, да, но видели ли – сказать трудно.
Двигаться дальше им разрешили не сразу, но лишь когда голова их колонны уже подошла к подъезду. Тут группа тронулась; кое-кто из монтарей стал еще, из чистого любопытства, оглядываться на тех, непонятных, но здешний старшой, который вел смену, прикрикнул, хотя и не сердито:
– Нечего глазеть – успеете еще насмотреться. Шире шаг!
Но любопытство – после голода и еще там одного-другого чувства – самое сильное, и, когда группа стала уже втягиваться в корпус, Пахтор не удержался и глянул направо – в сторону того подъезда. И увидел, успел на последнем шаге, уже переступая через порог, как из тех дверей стали выходить – выползать, может быть, точнее – опять-таки люди, но уже другие. Это стало сразу понятно, потому что (зрение у Пата было – дай бог всякому) эти были, если брать в среднем, лет на десять, а то и больше, постарше
А заключались эти новые впечатления прежде всего в том, что в корпусе многое успело измениться, пока смена Пахтора отдыхала. Наметанным глазом он оценил обстановку и понял: еще вчера собирались делать тут одно, а сегодня – что-то совсем другое, и та смена, что вкалывала, пока Пат отдыхал, успела уже провернуть большую кучу дел – только не тут, куда сейчас пришли монтари, а в другой половине корпуса, за прозрачной переборкой, где вчера (ну, если точно – не вчера, а каких-нибудь часа три тому назад) все выглядело совсем по-другому.
То, что там успело за эти часы возникнуть – ближе всего к переборке, – было видно хорошо, потому что находилось на чем-то вроде помоста. Как будто то были места для зрителей: словно в театре. Там стояли стулья – десять рядов по двенадцать мест, – и как раз сейчас по этим местам рассаживали тех людей, с которыми группа монтажников едва не столкнулась снаружи.
Но, похоже, им предстояло тут сыграть роль вовсе не зрителей?
Такое невольно приходит в голову, когда видишь, как на головы усевшимся надевают шлемы, напоминающие те, какими пользуются любители виртуальной компьютерной жизни, а кисти рук пристегивают к подлокотникам стульев. Что-то это напоминало Пату. Кажется, какой-то мужик с Теллуса рассказывал, что в старину был такой способ казни: усаживали вот так и пускали ток. Но тут, конечно, ничего подобного быть не могло.
А что же могло?
Может быть, Пат и об этом успел бы задуматься, глядя сквозь прозрачную переборку, но скомандовали одеваться, потом – слушать задание, указали каждому место (совсем не так, как вчера), дальше – подключить шланги и приниматься за дело.
Уже пока объясняли, Пат понял: монтировать им предстояло то, что по ту сторону прозрачной стены было уже сделано предыдущей сменой и начало действовать.
А когда прозвучал сигнал начинать, тут уже стало не до оглядывания. Хотя сама работа была куда проще вчерашней: половина бригады собирала такой же помост, какой был за переборкой, другая же – и Пат в ней – делала работу более сложную: устанавливала перед помостом колонну, подключала к ней гибкие бронированные трубы, тянула их, аккуратно разматывая, к помосту, на котором уже обозначили места для стульев, и напротив каждого ряда группа Пата ставила по совсем уже небольшой колонке, к которой и подключались отводы от гибкой трубы. А от каждой малой колонки шли уже совсем тонкие трубочки, каждая из них заканчивалась тремя ответвлениями с наконечниками, которые, как Пату сперва показалось, странно отблескивали, а когда он пригляделся, то понял, что они светились сами – свет словно тек по их поверхности, но не вытекая из трубок, а как бы втекая в них и возникая неизвестно откуда. Похоже, что каждая такая трехглавая трубка предназначалась отдельному стулу – и тому человеку, которому придется на нем сидеть.
Тумана на сей раз в корпусе не было – ни на одном рабочем месте. Но работа все ускорялась и ускорялась, так что вскоре времени на удовлетворение своего любопытства ни у кого больше не осталось.
А когда прозвучал сигнал шабашить, снова пришлось удивиться тому, какую уйму дел они успели переделать; да и по ощущениям полный рабочий день прошел, а по часам – какие-то два с минутами.
Оставалось только еще раз покачать головой в недоумении.
Перед тем как, выполняя команду, покинуть зал, Пат из любопытства снова кинул взгляд – через прозрачную переборку – в ту, первую, уже работавшую половину зала. Там тоже день завершился и люди, приведенные туда и занимавшие стулья, которые Пат принял было за зрительские, поднимались со стульев и выходили в проход. Господи, можно подумать, что и они тут весь день вкалывали до седьмого пота, а не сидели себе на стульчиках неизвестно зачем: волокутся еле-еле, хватаясь за спинки стульев и друг за друга, прямо ноги у них подгибаются, а лица… Что за чертовщина: да это же не те люди вовсе! Что их там – сменили, что ли, пока монтажники работали?.. Пятясь, чтобы не задерживать других, Пат все таращился на инвалидную команду. Другие люди? Нет, кажется, те же самые; Пат тогда, при встрече, запомнил – не с какой-то целью, а просто он хорошо запоминал лица – лишь нескольких; но еще лучше, пожалуй, ему запоминалась одежда – и вот на этот счет он был совершенно уверен: и этот странный кафтан неизвестно из какого мира был в той встреченной толпе, и один… два… три форменных кителя Торгового флота компании «Астрокар», и вон то женское платье, какое было бы более уместным на каком-нибудь курорте. На Аморе, в мире Топси. Хотя откуда ему знать – он же там никогда не был. Ну, это не важно. Но люди все-таки те самые. Те, те. Вот только постарели они за эти несколько часов – ну, пожалуй, лет на десять. А если…