Постоянство хищника
Шрифт:
– Моя речь была довольно общей и весьма гипотетичной.
– Зато интересной для следствия.
Людивина кивнула на горы шлака:
– Вы туда поднимались?
– Нет. Я думаю об этом месте. О том, что оно рассказывает о нашем убийце.
– Убийце? – переспросила Людивина. – Вы уверены, что он один?
Торранс криво усмехнулась:
– Вы правы, я слегка тороплюсь. А что говорит ваша интуиция?
– Он действует один. Я остаюсь при своем мнении: столь буйную фантазию ни с кем не разделишь, разве что найдется последователь, которого удастся
Торранс скрестила ноги и наклонилась к Людивине:
– Расскажите мне все. Даже самое банальное. Мне нужен обмен, пинг-понг впечатлениями. Забудем о протоколе ДПН. Если нужно, добавьте красок, не бойтесь переборщить, мне требуется ваше чутье. Даже если переберете с интерпретацией, потом исправим с помощью фактов.
Людивина глубоко вздохнула, чтобы упорядочить мысли; ей не хватало данных для составления цельного профиля.
– Сейчас у меня слишком мало…
– Я не прошу конкретики. Просто чувства, домыслы… Дайте себе волю.
Людивина растерялась. Ее вдруг затянуло в бездну неопределенности, неуверенности в себе. Хватит ли ей квалификации для этой работы? Без ученой степени по психологии? У нее только самостоятельно усвоенная теория и полевая практика…
Просто чувства? Неужели единственное, в чем я сильна, – это пережевывание собственных эмоций?
Неправда! Это больше неправда.
Торранс почувствовала, что Людивине стало не по себе, и пришла ей на помощь:
– Я начну. Символичность места захоронения. Он не заманивал их сюда. Вряд ли стольких женщин можно было уговорить, значит он решил являться сюда со своими жертвами, возможно уже мертвыми. Это место не случайное, а выбранное. Убийца с такой мощной мотивацией и фантазиями не приходит куда попало, чтобы убить или хотя бы выбросить тело жертвы. Уж точно не семнадцать раз. Это место – его владение. Оно что-то символизирует.
– Да, и он сделал его сакральным, присвоил, сначала нарисовав, а потом стерев кресты. И мы можем отбросить «практический» аспект, его попросту нет. Место недостаточно глухое, очень неудобное в плане доступности…
Торранс наставила на Людивину палец, как будто хотела сказать: «Ты права».
– Значит, яма важна сама по себе. Почему? Попасть в нее сложно, пришлось искать способ спускаться.
– Место уединенное, но было бы разумнее углубиться в лес – меньше риска нежелательных встреч.
Торранс кивнула:
– Мы возвращаемся к тому же выводу: выбор был осознанный. Он нуждался именно в этом месте. Оно для него ценно.
– То есть он знал шахту, потому что либо жил поблизости, либо работал там.
– Что символически может означать такое место захоронения? – продолжила Торранс.
Людивина
– Под землей, в темноте, вдали от общества… – перечисляла она.
Торранс обвела указательным пальцем отвалы и шахту:
– В земле. Матрица мира. Теплая полость, источник жизни, питающее чрево… Понимаете, о чем я?
– Чрево матери? Вот так сразу?
– А почему нет? Я сказала: выкладываем все, что приходит в голову, любые идеи. Есть то, чего убийца хотел, и то, что велело ему подсознание, исток его фантазий, хотя он этого и не понимал.
– Он помещает жертвы в материнское чрево? Вполне вероятно, у большинства серийных убийц серьезные проблемы с матерью. Но как это поможет нам?
– Он пытался что-то сделать через этих девушек. С матерью или с тем, что пережил с ней?
Торранс поморщилась, не слишком убежденная в своих словах.
– Довольно противоречиво, – подхватила Людивина. – Судя по всему, он их насиловал, но потом помещал в этакое продолжение матки? Чтобы защитить? Из чувства вины?
Черные глаза Люси Торранс взглянули на Людивину в упор и вдруг сверкнули с пугающей решимостью.
– Нужно поставить себя на его место, – заявила она. – Повторить маршрут. Как думаете, когда он приходил сюда?
– Убил семнадцать человек и не попался, значит был осторожен. Чтобы не рисковать, приходил ночью.
– Сегодня вечером мы с вами спустимся в его логово.
Людивина постаралась не выдать страха. Она знала, что этот момент наступит. Поняв, что в преступлении сильна психологическая составляющая, она знала, что придется повторить путь убийцы. Хочет она этого или нет. Влезть в шкуру извращенца.
Монстра.
Оставаясь собой.
Снова этот проклятый Ницше…
Людивина подошла к основанию центрального, самого высокого, холма.
– Хотите залезть на вершину? – изумилась Торранс.
Людивина кивнула:
– Хочу увидеть панораму.
– Журналистам понравится этот образ. Красивая молодая профайлерша на вершине монстра тьмы.
Людивина приподняла брови. Она не думала об этом в таком ключе, но, может, и правда получается наглядная картинка?
13
«Гектор» что-то шептал в потемках. Воздух закручивался в бесконечном колодце, поднимался и с шипением просачивался в трещины и слепые коридоры. Бесконечный, еле слышный лепет, едва различимое бормотание и снова щебет, хруст и нервный свист.
Людивина слышала его. Почти понимала этот старый усталый колодец, замкнувшийся в себе, пропитанный сыростью и забвением, несущий свою меланхолию как бремя, нужное, чтобы выжить, не разрушиться.
Там, на краю пустоты, она вспомнила момент истины, случившийся несколько недель назад, тоже на краю, на деревянной террасе, когда она смотрела на мангровые заросли, а черное существо молча наблюдало за ней из воды, чтобы узнать, борец она или участник бесконечного цикла жизни и смерти.