Построить будущее
Шрифт:
– Он вполне себе русский, – ощутимо пнув сапогом по заднице распростертого у моих босых ног человека, возразил геройский крестник.
– Афанасий я, Груздин, – поднимая голову, сообщил арестант. – Русский. – И он перекрестился, причем двумя пальцами. Гена бдительно надавил ногой, не давая распрямиться и держа в положении ничком. – И не прознатчик, честный человек.
Не солдат, без мундира. Лицо смуглое и нос с горбинкой. Натуральный кавказец, только без их одежек. Скорее городской. Не зря его принял за армянина. А говорит без явного акцента. Может, из рабов или потомок прежних жителей Азова.
– Из некрасовцев он, – поставил в известность Гена, решив окончательно сомнения. – Поймали,
– Так я за постами и не прятался, открыто шел, – возмутился схваченный.
Про некрасовцев я уже в курсе. После Булавинского восстания несколько тысяч донских казаков во главе с атаманом Игнатом Некрасовым ушли на Кубань и, приняв подданство татарских ханов, получили место для расселения. Анна Иоанновна предлагала «игнат-казакам» вернуться на родину, пообещав забыть их «измену» и дать землю. Пока возвращенцев не особо заметно. Точнее, их не существовало. Неужели первая ласточка? Хотя с таким же успехом может оказаться провокатором или имеющим некие личные причины смыться из Азова.
– Молчи, скот, пока не спрашивают.
– Не лазутчик я! – обиженно вскричал Афанасий. – К вам шел.
– Это к кому? – удивляюсь. Неужели про меня уже и на той стороне мужики ведают?
– К русским, – обламывая в надежде на широкую известность в мире, доложил перебежчик. И то, раскатал губу, ожидая «к тебе». Он к этикету явно не приучен, выкать не умеет. – К армии. Сведения важные имею.
– Садись, – приглашаю, кивая крестнику.
Тот понятливо отступил, но смотрит бдительно. Ежели че, секир-башка в момент сделает. За ним не заржавеет. Ассасины в старые времена тоже норовили прокрасться и войти в доверие. А потом чик, и лезвием по горлу. Правда, не тот у меня уровень, подсылать ко мне наемных убийц. Да и никто не мог заранее знать, когда схватят и куда приволокут.
– Гена?
– Кривой! – подзывает тот. На себя брать допрос не захотел.
Старший Федор подошел и нехорошо хмыкнул. Всем своим видом он красноречиво сообщал о нелюбви к пленному и готовности его порвать. Рука на рукояти сабли, вторая сжимается, будто душит кого. Единственный глаз горит жуткой злобой. Если изображает, большой артист.
– Где живешь? – быстро спрашивает мой знаток здешней жизни.
– У Темрюка. Чирянский городок.
Последовала целая серия вопросов, заставляющая меня с завистью вздохнуть. Натуральный допрос в полиции. Тайной канцелярии стоит взять парочку уроков. Со скоростью пулемета, возвращаясь и переформулируя иначе для проверки, не давая опомниться, выяснялась родословная, занятия, участие в боевых действиях и набегах.
В одном месте заинтересовался всерьез, явно имел общих знакомых и в том бою на разных сторонах присутствовали. Забавное зрелище. Еще немного, и обнимутся, будто не стреляли друг в друга. Потом переключатель сработал, и опять понеслось про современный Азов и с ним связанное. Минут через двадцать казак хмыкнул еще раз.
– Не врет. Только, может, и засланец.
– Рассказывай, Афанасий, – разрешаю, – чего торопился к нам, и в подробностях.
Он сглотнул и принялся излагать. Настоящая осада, по его словам, началась от первых апрошей. То есть более ранее сидение в Азове вообще в расчет не принимали, имея достаточно свободное сношение с татарами и турками. Фактически чуть свыше месяца прошло. Ни одной бреши наши ядра в стенах не сделали, несмотря на тысячи выстрелов осадных батарей и речных прамов – плоскодонных артиллерийских судов. Однако весь город превращен в развалины, от недавнего попадания бомбы в Азове взорвался пороховой погреб. Взрывом было разрушено пять мечетей, сто домов, и погибло около трехсот человек.
Ага, вот так ровно три сотни убитых и сто домов. А до того момента ни один из них не пострадал.
Самое важное – уничтожены продовольственные склады. Люди устали и пали духом. Гарнизон до осады составлял добрых шесть тысяч человек…
В этот момент я вспомнил о своих прежних пессимистических мыслях. В начале осады русская армия имела не более десяти тысяч человек, сегодня примерно двадцать пять. По науке, если я правильно помню, численность штурмующих должна превышать в три раза численность осажденных. При уцелевших стенах приказ о взятии Азова приведет к серьезнейшим потерям. Нет уж, желательно и дальше долбить артиллерией, а не рваться на приступ.
– Полторы тысячи из гарнизона убиты, девятьсот умерло от болезней, и еще тысяча двести погибло жителей города, – гладко излагал перебежчик.
– Надо думать, лично пересчитывал, – прерываю с сарказмом. – Откуда ему такие вещи знать?
– По расходу продовольствия, – несколько удивленно отвечает он. – С едой плохо, и пайки старательно фиксируются. А имея хороших знакомых… В общем, настроение в городе тяжелое, – получив одобрительный кивок, продолжает. – Турки готовы на определенных условиях уйти. Ну, как почетно делают, с оружием, знаменами, и чтобы никаких препятствий всем желающим оставить Азов из жителей. Только им нужен хороший предлог. Штурм, позволяющий оправдаться перед высоким начальством. Никому неохота в качестве оценки заслуг получить отрубленную голову. Форштад практически разрушен.
Это да. Который день по нему осадная артиллерия бьет.
Взять его русским труда не составит, а сопротивляться особо не станут. Помощи из города к находящемуся там отряду не поступит. Вот тогда можно и вступить в переговоры. То есть турки так замышляют.
– И откуда тебе все это известно?
– Брат двоюродный при паше состоит, – доложил он с готовностью.
– То есть вам, некрасовцам, не зазорно служить нехристю?
– Будто нас спрашивают, – глядя в пол, отвечает. – Многие не прочь вернуться, да боятся. Здесь неизвестно что сделают за прежние вины, там внимательно следят. Старшины переходить не хотят и всякие о том разговоры пресекают. Иногда прямо туркам отдают сильно горячих. Пятнадцать запорожцев, хотевших уйти на море и затем на Дон, повязали и выдали. Случись чего, по старшинам первым ударят. Пошто не уследили. Страх их мучает. И зорко следят за настроениями. А я не верю, что российская государыня никак в вине не простит и, по приходе их на Дон, повелит всех перевешать. Мы-то в чем виноваты? Уже под турками выросли.
Это в смысле молодые. Интересно стрелки переводит.
– И ты сам утек.
– Да.
– Никто не послал?
– Нет.
– Приказ не выполняешь. Ни своих атаманов, ни турецких али татарских воинских начальников.
– Нет, нет, нет!
Я бы поверил, хотя искренность под вопросом. Сусанин из таких и должен быть. Не ногаец какой, а вроде бы мечтающий на Русь-матушку удрать. А чего на самом деле в котелке варится, не разобрать. Может, царские солдаты его матушку прикончили, и мечтает отомстить. Жизни не пожалеет, чтобы сгубить меня грешного.
В целом обстановка достаточно близка к сказанному. Не он первый бежит из Азова, да и пленных во время вылазок брали. Но вот готовность к сдаче сомнительна, как и возможность слушать чужие речи о подобном на высоком уровне. К счастью, не мне решать. Пусть Ласси думает и отдает приказы. Надо доставить в штаб, и все. Дальше не мое дело. Не прыгай, Миша, через уровни, соблюдай субординацию с дистанцией. А глупости типа «наведешь на засаду – прикончу на месте» произносить нет ни малейшего смысла. Не в кино находимся. Это и так подразумевается.