Постскриптум. Поможет ли России Путин?
Шрифт:
Сейчас очень модно говорить: «я прагматик». Но давайте задумаемся, что такое прагматизм. Я обратил внимание на интервью, которое как-то дал российской прессе заместитель главы украинской Партии регионов Борис Колесников. Он любит говорить: «мы прагматики». И про фракцию Виктора Ющенко в Верховной раде, «Нашу Украину» он также говорит: «Они прагматики». Дескать, если мы их о чем-то попросим, то они нам скажут: «Дайте нам «Укрэнерго», дайте нам «Укрспирт» или еще что-нибудь «сладенькое», «Укрсахар», например. И тогда они будут поддерживать Партию регионов». Вот это и есть «прагматики». Для Колесникова это чуть не хвалебный термин — вот, мол, какие прагматики, жесткие и расчетливые! Но, если вдуматься, то выходит, что идеология прагматизма — это идеология шакалов. По принципу «урву, утащу и украду себе что можно, а того, кто мне позволит это сделать, буду поддерживать». И у нас тоже очень часто можно услышать (и от депутатов, и от журналистов, и от общественных деятелей) фразу: «Мы должны быть прагматиками».
Но что такое прагматизм? На самом деле, это смесь цинизма с торгашеством . Это когда все рассматривается в рамках торга и с точки зрения личной (клановой) выгоды. Интересно, что в Америке (где, собственно, и родилась философия прагматизма) прагматиками называют политиков, которые не имеют слишком хорошей репутации. В Америке прагматизм в положительном смысле используется иначе. Здесь могут сказать «это прагматическое решение». То есть: мы не дети и все понимаем, что в политике приходится заключать соглашения разного свойства. Иначе говоря, это реалистическое решение, построенное на принципах баланса интересов. Американцы используют слово «прагматизм» в этом смысле. Например, Барака Обаму они не называют прагматиком. Потому что это означало бы его слегка оскорбить, назвать кем-то вроде «беспринципного торгаша». Американцы говорят: «он реалист», который иногда принимает прагматические (выверенные) решения. В Америке вы не услышите призыва «будем прагматиками!». Потому что это фактически означает: «будем торгашами и откажемся от идеалов!».
Нам же пытаются всячески привить эту обывательскую идеологию прагматизма, которая ведет к появлению страны без идеалов. А также людей, которые все — абсолютно все! — рассматривают как череду временных контрактов: от собственного брака до отношений со своими партнерами по бизнесу и отношений со своей собственной страной. Пока она нужна, то есть выгодна, в ней живут и работают. Но когда она перестает быть нужной, то есть выгодной, из нее уезжают, а деньги и активы вывозят.
Уже находясь в тюрьме, Михаил Ходорковский, который прекрасно знаком с этой идеологией прагматизма, написал о том, что для слишком многих предпринимателей Россия превратилась в «зону свободной охоты» (правда, он тактично умолчал о том, что сам был среди этих «свободных охотников»). Трофеи, добытые в «зоне свободной охоты», увозят за рубеж, где уже куплены дома и где уже учатся дети. Вот вам и весь «прагматизм». Такая идеология даже в условиях существующего идейного вакуума не должна превращаться в ориентир для страны, и тем более для ее молодого поколения.
«Прагматизм» как идеология, если к чему нас и приведет, то к полному крах. Пора понять: Россия — не нормальная, а необычная, особая страна — и по своим размерам, и по природным ресурсам, и по традициям, и по составу населения. Мы находимся не среди нормальных, а среди необычных, выделяющихся стран, таких, как США, Китай, Индия. И если кто-то мечтает превратить Россию в Канаду, то это невозможно. Россию надо сохранить как Россию, но сделать ее процветающей, богатой и сильной. Иначе ее просто не будет.
МАНЕЖНАЯ ПЛОЩАДЬ, 11 ДЕКАБРЯ 2010 ГОДА
Россия сравнительно спокойно вышла из экономического кризиса 2008–2010 годов. Даже в самый сложный период мы сумели сохранить наши золотовалютные резервы на уровне 360 млрд. долларов. Это была достаточно солидная «подушка», во всяком случае, для краткосрочной острой фазы кризиса. Накопленных денег хватило для того, чтобы пережить этот неприятный период.
К началу 2011 года мы «вырастили» наши резервы до уровня 550 млрд. долларов и заняли по этому параметру третье место в мире после Китая и Японии, существенно опередив Тайвань и Южную Корею. Мы также вышли на рост ВВП на уровне 4,3 % в год. Это, конечно, не докризисный рост, который составлял 6–7 % в год. Но это все же значительно выше темпов, которые демонстрировали и Европа, и США, хотя и несравнимо с Китаем, у которого рост ВВП составляет 10 % в год и тем более с Сингапуром с его 15 %! Тем не менее, для европейской зоны это был один из самых высоких показателей.
В результате сравнительно мягкого выхода из кризиса социальные волнения, которых очень опасались в 2008–2009 гг., не произошли. Но, тем не менее, 2010 год мы закончили в тревожной обстановке. Угроза социальной стабильности пришла оттуда, откуда ее не ожидали. Все считали, что главной проблемой будет недовольство людей социально-экономическим положением. На самом деле острейшее недовольство людей — выход 12 декабря 2010 г. нескольких тысяч человек на Манежную площадь — было спровоцировано не этим, а поведением правоохранительных органов. И это показало, что если в сфере экономики политика властей была относительно успешной, то с точки зрения выстраивания отношений между правоохранительными органами и обществом она воспринимается негативно. В последние годы резко возросло недоверие людей к правоохранительной системе, которая повсеместно — от станицы Кущевской до Подмосковья — срослась с криминалом.
Во время дискуссий на телевидении их участники утверждали, что таких «кущевок» по всех России не одна и не две, что в каждом регионе есть своя «станица Кущевская». Вероятно, это преувеличение, но оно показательно. Эта история обнажила глубочайшую степень сращивания правоохранительных органов с организованной преступностью, что является миной замедленного действия.
Владимир Путин был прав, когда сказал, что выступления болельщиков «Спартака» и события на Манежной площади были спровоцированы даже не столько самой смертью Егора Свиридова (хотя это, безусловно, трагическое событие), сколько отсутствием правильной реакции со стороны правоохранительных органов, и прежде всего тем, что следователи отпустили соучастников убийства. Таким образом, коррупция стала у нас фактором нарушения и подрыва стабильности. Настолько этот факт осознается в наших властных структурах, не вполне понятно. Создается впечатление, что власть предпочитает бороться с последствиями нарушения стабильности (выступлениями фанатов, выходом людей на площади), но не с первопричинами беспорядков. Между тем правоохранительные органы у нас настолько коррумпированы, что у общества нет к ним никакого доверия. И это несет в себе большую угрозу для внутренней стабильности в России.
Вспомним конкретные обстоятельства, которые привели к беспорядкам. Первопричиной стало то, что после убийства Егора Свиридова следователь по непонятным причинам отпустил 5 человек из 6 задержанных. Он задержал только того, кто являлся предполагаемым убийцей и непосредственно производил выстрелы. Кстати, он не только убил Егора Свиридова, но и ранил еще одного болельщика «Спартака». Произошло это после того, как в следственное управление съехалось множество выходцев из Дагестана. По свидетельствам прессы и очевидцев, они буквально наводнили отделение. В результате отпущенные как сообщил представитель московских властей, шутя, улыбаясь и громко смеясь, вышли из отделения, сели в машины и уехали. И только через несколько дней, после акции протеста, проведенной болельщиками «Спартака» на Ленинградском проспекте, их начали разыскивать по всей стране.
О причине, по которой они были отпущены, можно было догадаться. «Мы все знаем, как это называется», — сказал тогда Дмитрий Медведев. И здесь таится чрезвычайно большая угроза. Она состоит в том, что коррумпированные правоохранительные органы фактически находятся в заговоре против власти и собственного народа. Последствия коррупции правоохранительных органов могут быть самыми непредсказуемыми и самыми тяжелыми. Почему некоторые выходцы с юга ведут себя в Москве именно таким образом? Почему их поведение уже стало притчей во языцех? Это происходит потому, что они знают: любые проблемы можно «решить». Можно откупиться, можно повлиять, можно договориться о том, что за преступления их не будут привлекать к ответственности.
Почему в Москве — и не только (вспомним Кондопогу!) — укоренилась такая широкая этническая преступность? Вряд ли это было бы возможно без прямого взаимодействия с коррумпированной частью правоохранительной системы. Поведение тех молодых людей, которые убили Егора Свиридова, отражает их убежденность: от всего можно откупиться, если у тебя есть деньги или есть кто-то, кто готов за тебя постоять.
Реакция общества на такие проявления коррупции может быть совершенно непредсказуемой, что и показало развитие события. Нам, правда, объясняли, что 11 декабря на Манежной площади были провокаторы и радикалы. Да, были. Но нужно четко различать первопричину и следствия происшедшего. Такое огромное число людей пришло на Манежную площадь не потому, что их созвали туда провокаторы. Нельзя собрать 10 тысяч человек в центре Москвы по призыву провокаторов. Они могут собраться только в том случае, если у них есть серьезные претензии к власти, и, прежде всего, острое ощущение несправедливости. Да, в толпе могли быть радикальные элементы и члены экстремистских группировок. Но ясно, что это было абсолютное меньшинство собравшихся на Манеже.