Поступь хаоса
Шрифт:
Я смотрю на небо.
— Выходит, он где-то там, да? Твой «Икспеншен» седьмого класса.
Виола кивает.
— И на нем прилетят новые переселенцы. Новые жители Нового света.
— Когда наш корабль упал, все оборудование разбилось, — говорит Виола. — Я никак не могу связаться с ними, предупредить, чтобы не летели. — И тут она изумленно охает. — «Ты должен их предупредить!»
— Нет, он не это имел в виду, — быстро говорю я. — По-любому.
Виола
— С чего ты взял?
— Кто и что имел в виду? — вмешивается Тэм.
— Сколько? — спрашиваю я Виолу, чувствуя, как резко меняется моя картина мира. — Сколько вас человек?
Виола делает глубокий вдох, и я понимаю, что этого она не говорила даже Хильди.
— Тысячи, — отвечает она. — Нас тысячи.
16
Ночь без извинений
— Лететь им еще несколько месяцев, — говорит Хильди, передавая мне вторую тарелку с картофельным пюре. Мы с Виолой уплетаем за обе щеки, такшто говорят васнавном старики.
Болтают без умолку.
— Космические полеты совсем не такие, как по визорам показывают. — По бороде Тэма течет мясная подливка. — Нужно много-премного лет, чтобы вообще куда-нибудь добраться. От Старого света досюда — шестьдесят четыре года лёту.
— Шестьдесят четыре?! — вскрикиваю я, чуть не выплевывая картофельное пюре.
Тэм кивает.
— Большую часть пути ты заморожен, и время обходит тебя стороной. Добираешься молодым и здоровым — если не умрешь по дороге.
Я поворачиваюсь к Виоле:
— Тебе шестьдесят четыре года?!
— Шестьдесят четыре по календарю Старого света, — говорит Тэм и задумчиво стучит по столу пальцами. — А по-нашенски это… сколько? Пятьдесят восемь? Пятьдесят девять?
Но Виола уже трясет головой:
— Я родилась на борту. И всю жизнь бодрствовала.
— То есть, кто-то из твоих родителей был смотрителем, — говорит Хильди и, проглотив кусок чего-то вроде репы, поясняет: — Такой человек, который не спит и следит за кораблем.
— Мой папа, — отвечает Виола. — А до него — его мама и прадедушка.
— Погоди минутку. — Я соображаю куда медленней остальных. — Раз мы живем в Новом свете двадцать с лишним лет…
— Двадцать три года, — уточняет Тэм.
— …то вы улетели со своей планеты еще до того, как мы сюда попали, — заключаю я.
Я оглядываюсь по сторонам: неужели никому не приходит в голову тот же вопрос?
— Зачем? — спрашиваю я. — Зачем вы полетели сюда, ничего не зная о планете?
— А зачем сюда прибыли первые переселенцы? — спрашивает меня Хильди. — Зачем люди вапще ищут себе новое место для жизни?
— Потомушто оставаться на старом месте уже нельзя, — отвечает за меня Тэм. — Там так плохо, что нельзя не уйти.
— Старый свет — грязный, жестокий и тесный мир, — говорит Хильди, вытирая лицо салфеткой. — Он кишит людьми, которые ненавидят и убивают друг друга, которые хотят только зла. По крайней мере, так было много лет назад.
— Я там не была, не знаю, — говорит Виола. — Мои мама с папой… — Она умолкает.
А я все еще думаю, каково это: родиться на всамделишном космическом корабле, расти среди звезд и лететь, куда захочется, а не быть привязанным к планете, где все желают тебе только зла. Не подошло одно место — не беда, найдется другое. Полная свобода, лети, куда душа просит. По-моему, ничего лучше на свете быть не может.
За этими мыслями я не замечаю, какая тишина воцарилась за столом. Хильди гладит Виолу по спине, и я вижу, что глаза у нее на мокром месте, и она опять начинает раскачиваться туда-сюда.
— Вы чего? — спрашиваю я. — Что я опять натворил?
Виола только морщится.
— Да чего вы?!
— По-моему, на севодня хватит разговоров о Виолиных маме и папе, — ласково говорит Хильди. — Детишкам пора на боковую, вот что.
— Да еще не поздно! — Я выглядываю в окно. На улице даже сонце не село. — Нам надо добраться до поселения…
— Поселение называется Фарбранч, — перебивает меня Хильди, — и мы пойдем туда утром, как проснемся.
— Но те люди…
— Я охраняла здешние места еще до твоего рождения, щенок, — говорит Хильди, по-доброму, но твердо. — Никакие люди мне не страшны.
На это мне нечего ответить, а мой Шум Хильди игнорирует.
— Можно поинтересоваться, что у вас за дела в Фарбранче? — спрашивает Тэм, беря курительную трубку. Хотя он говорит непринужденным тоном, судя по Шуму, его разбирает любопытство.
— Просто дела, и все.
— У обоих?
Я смотрю на Виолу. Она перестала плакать, но лицо у нее все еще опухшее и красное. На вопрос Тэма я не отвечаю.
— Ну работы там невпроворот, — говорит Хильди, вставая из-за стола. — Если вы об этом. На огородах еще одна-две пары рук никогда лишними не будут.
Тэм тоже встает, и они вместе убирают со стола, а потом уносят тарелки на кухню, оставляя нас с Виолой наедине. Мы слышим их болтовню, непринужденную, но Шума не разберешь.
— Думаешь, нам и впрямь стоит остаться на ночь? — тихо спрашиваю я Виолу.
Она тут же начинает яростно шептать, как бутто и не слышала моего вопроса:
— Если из меня не бьет бесконечный фонтан мыслей и чувств, это еще не значит, что у меня их нет!