Поступь империи. Первые шаги.
Шрифт:
– Больше нет никаких вопросов или проблем?– поинтересовался я у витязя.
– Нет,– четко ответил он.
– А как же на счет недавнего столкновения с бунтовщиками? Не у кого нет никаких сомнений?– допытывался я у Прохора.
– Нет. А какие могут быть сомнения, если есть приказ? Мы же воины, а не торговцы, так что на счет исполнения твоей воли, старший брат, ты не беспокойся. Мы всегда будем твоими, братьями!– заверил меня шестнадцатилетний отрок, с искренней преданностью, глядящий мне в глаза.
Засим я отпустил витязя, отправившись в баньку, однако к полуночи, мы с друзьями разошлись.
*****
26
Осада Саратова.
Отряды Некрасова и Павлова.
– Наконец то мы дошли до него! Я уже думал, что вечно добираться будем,– проворчал мужчина в преклонном возрасте, с русыми волосами, верхом на коне, взирая с холма на раскинувшийся вдалеке город.
– Да ладно ворчать то, шли меньше трех недель,– с улыбкой ответил молодой всадник, с черными как смоль волосами.
– Шли то не долго, да вот только чует мое сердце, не доброе что-то,– ответил старший собеседник молодому казаку.
То, что это были казаки, никто и не сомневался, слишком уж заметна и известна их одежда по всей Руси, да и не только по Руси. Только казаков все же выделяет их стать, то, как они держатся, их свобода, их неуемная ярость, частенько спускаемая против врагов России, по велению царей, а бывает и без них, одни походы за зипунами чего стоят. Вот только теперь эта самая ярость и неудержимое желание свободы обернулась против Руси.
Два старшины стояли на холме и следили за тем, как их воинство быстро занимает удобные позиции перед городом, тут же окружая их привезенными с собой телегами и фашинами, раньше используемыми для забрасывания рвов. Кто-то из войска тут же отправился в ближайшую чащу, из которой почти сразу послышались удары топоров и треск падающих деревьев. Часть воинов, тут же отправилась на разведку местности вокруг города, выискивая слабые места в обороне города. Другие бунтовщики, не занятые делами разложившись, отдыхали после длительного перехода, ожидая приближение сумерек. Как никак войско подступило к городу уже в том времени, когда до захода солнца остается еще пара часов, а до полной темноты не более четырех часов. Так какой может быть штурм в таких условиях? Правильно, никакого. Разве, что вылазку ночью сделать, да вот только вряд ли она удастся, осажденные еще бдительны и не подпустят к себе чересчур самонадеянных врагов. Так что приходится воинам отдыхать и не думать о предстоящем штурме города.
Внезапно стук топоров нарушили одиночные выстрелы, следом за которыми тут же раздался слитный залп десятков орудий с крепостных стен. Два старшины, уже расположившиеся в центре импровизированного лагеря увидели, как из чащи выходят ровные шеренги царского полка, начавшего перезаряжать свои фузеи, намереваясь произвести повторный залп, по отступающим противникам.
– Идиоты! Мы же их сейчас как капусту! Эй, хлопцы! По коням!– крикнул молодой старшина, взлетая на гнедого жеребца, тут же с криком вынимая из потертых ножен саблю, даже не заботясь о том, есть ли пистоль на седле или нет.
Следом за своим старшиной в седла взлетели семь сотен казаков и бросились к появившейся из чащи пехоте.
– Стойте!– одинокий крик второго старшины унесся им в спины,
В подтверждение слов старого старшины со стороны той дороги, откуда они пришли, появились незнакомые мундиры, неизвестного покроя. А из ворот города начали выходить новые силы осажденных, точнее не осажденных, осады ведь как таковой и не было.
Залп!
Сотня казаков унесшихся в сторону чащи падает со своих коней, а на наперерез оставшимся, из-за спин появившихся из чащи солдат, устремились драгуны, давая время на перезарядку и перестроение своим пехотинцам.
Звон клинков и выстрелы пистолей слились в единую ужасную какофонию, в которую сразу же влились стоны умирающих людей. Видя, что атака молодого старшины не удалась, и казаки вынужденно вступили в схватку с драгунами, старшина Иван Некрасов приказал оставшимся войскам строиться для прорыва окружения, в котором они оказались буквально за десяток минут.
– Быстрее! Быстрее шевелитесь!– слышалось отовсюду, десятники гоняли растерявшихся людей, в спешке пытаясь спасти войско.
– Заворачивай влево!– крикнул своему первому помощнику, Александру Рыбакову, старшина Некрасов, видя как царские войска, спешат закрыть единственный проход между городом и перелеском, в паре верст от места сражения.
Беготня и зуботычины десятников принесли свои плоды, булавинцы смогли построиться, теперь с успехом отражали вялые наскоки пары сотен драгун, выискивающих бреши в рядах укрывшихся за телегами противника. Две тысячи пехоты замерли на небольшом пятачке возле города, не решаясь выйти из своей полевой крепости собранной из телег. Около пяти сотен казаков силились прорвать шеренги царских войск, появившихся толь неожиданно, но раз за разом отступали назад к лагерю, оставляя на земле десятки мертвых тел.
Оглядев место сражения, старшина понял: «Это конец!». Из почти тысячи казацкой конницы, основной силы восставших, осталось чуть больше половины, да и та, что осталась, представляла собой жалкое зрелище. Большая часть выживших всадников ранена, и мало на что способна, разве что на прорыв из окружения всеми силами разом…
Из задумчивости Ивана Некрасова вывела просвистевшая возле уха пуля одного из ретивых драгун, неизвестно как оказавшегося в опасной близости от старшины. Следом за одним драгуном появилась еще пара сотен, намеревавшихся с лета перемахнуть жиденькие укрепления булавинцев.
Охолоди пыл этих молодцев Ермола!– крикнул старшина командиру единственной батареи из пяти орудий.
Не говоря ни слова, подручные главного артиллериста стали разворачивать орудия в сторону приближающихся всадников.
– Пли!– приказал Ермола своим подчиненным.
Пара секунд и убегающие от драгун казаки рассыпались перед своими позициями брызгами волн, ударяющихся об одинокий утес в море. Не ожидавшие такого подвоха драгуны, в горячке боя угодили прямо под залп. Лишь немногие вовремя заметили открывшиеся взору пушки, и развернули коней, но таких было мало. Первый, и оказавшийся последним, залп унес с собой почти сотню горячих голов, своими бездыханными телами, усыпавшими землю перед батареей бунтовщиков.