Поступь империи. Тетралогия
Шрифт:
– Все в порядке, наследник престола Российского, цесаревич Алексей,– улыбнулся я ему, смотря, как брови поручика медленно поднимаются вверх…
Конец апреля 1707 года от Р.Х.
Москва.
Алексей Петрович.
– За проверку не волнуйся, Артур,– в очередной раз сказал я сидящему напротив меня барону.– Лучше расскажите мне друзья как там проходят дела с поиском нужного нам места?
– Вот так всегда,– вздохнул барон.
– Давай рассказывай барон, интересно же,– вставил свое
– Этот вопрос не ко мне, им Сашка занимался,– барон передал инициативу Александру, сам, усаживаясь удобнее в кресло, взяв со стола небольшую кружку со сбитнем, этот русский народный напиток с успехом заменил нам на наших небольших посиделках вино и пиво.
Впрочем, наши посиделки несколько раз разбавлялись и приглашенными «со стороны» знакомыми барона и помещика Баскакова, причем выбор падал на тех людей, которые были не склонны к подхалимажу. И надо заметить, данный подход был правильным и главное именно таким, который требовался мне. Нельзя сказать, что все приходящие на наши питейные вечера были толковыми и нужными людьми, а большая часть из приходящих быстро выбраковывалась.
Нет, я не проводил никаких психологических тестов и прочей зауми, нет ни в коем случае! Я просто решал для себя, нравиться ли мне этот человек или нет, после чего шла беседа на самые разнообразные темы, вплоть до ведения хозяйства, если оный собеседник понимал, о чем говорит. После этих двух этапов следовал следующий, который, к моему сожалению, прошли всего трое, причем двое из них не до конца. В чем же заключался этот последний этап проверки на годность для меня? Все очень просто, человек приглашался на беседу в круге тех лиц, которые уже состоят при мне в качестве ближайших соратников и к мнению которых можно порой прислушаться.
Так уж получилось, что мое ранение вызвало несколько событий, окончательно расставив на свои места приоритеты моих будущих соратников.
Как только мы вместе с Кузьмой зашли во дворец и поднялись на второй этаж, дождаться лекаря, срочно вызванного Никифором, в двери дворца ввалился барон Либерас, требуя у слуг сказать здесь ли Его Высочество. Но вместо ответа один из служек, молодой парнишка-конюх проводил барона к нам.
Вот тогда то я и увидел растерянные глаза датчанина, успокоившиеся сразу же, как только он увидел меня в относительной целости и безопасности.
– А я то уж подумал…– расслабился он, опускаясь на одинокую тумбочку, стоящую чуть ли не на самом проходе.
– Беспокоился?– удивился я.
– О потерянных возможностях,– хмыкнул Артур, переведя дух.– Я как услышал выстрелы, сразу бросился обратно, да видать не успел чуток. Только трупы обнаружил и одного калеку, валяющегося в собственной крови.
– Что прошло, то прошло. Знакомьтесь господа: барон Артур Либерас и поручик гвардии Преображенского полка Кузьма Астафьев.
Пара человек, поклонились друг другу, показывая, что они познакомились.
– Прошу меня извинить, судари, но я вынужден вас оставить, Никифор проводит вас в ваши покои. И тебя Артур в том числе,– криво улыбнулся я, чувствуя, как немеет правая конечность.
– Конечно,– ответили они, я же встал и пошел к себе в спальню, смотря из окна как пяток гвардейцев, из пары десятков, постоянно находящихся при мне, вылетают на улицу под предводительством своего командира – капитана Михаила Нарушкина
…прошло уже больше недели с той поры, а воспоминания схватки порой продолжают будоражить кровь. Хорошо хоть уроки фехтования с Олифером не пришлось прерывать в связи с ранением, все же рабочая рука у меня левая, а не как у большинства. Встрепенувшись, я сбросил оковы задумчивости и посмотрел на Сашку, несущего в руках небольшую кожаную сумку, до поры до времени одиноко лежащую на столе, рядом с входом.
– Недавние разговоры на наших посиделках воплотились в жизнь, друзья!– счастливо сказал Александр, демонстрируя нашей компании закрытую сумму.
– Потрогайте ему лоб,– первым предложил сидящий рядом с бароном Николай Волков, сын купца, входящего в Золотую Сотню (100 самых богатых купцов Руси, которые до прихода к власти Петра держали почти все сферы торговли, в том числе и внешнюю).
– Мысль здравая,– согласился я с данным предложением, с улыбкой глядя на молодого рязанского помещика.
– У вас, что такая же короткая память, как у придворных дам!?– нахмурился Сашка, но тут же улыбнулся, увидев, что мы всего лишь шутим.
– Давай, показывай скорей, что ты там принес,– сказал Кузьма, заинтересованно поглядывая на закрытую сумку.
Как-то в один из вечеров, когда мы сидели впятером, слегка попивая пиво, зашла речь об элитных войсках стран Европы и Азии. Кто-то янычар Османской империи привел в пример, упоминая о том, как они воспитываются, чьими детьми являются, кем были до того как стали этими самыми янычарами и многое другое в этом же духе. Затем стали перебирать другие примеры. Но дальше разговоров дело не заходило. Не было еще четкой идеи, над которой стоило бы заострить внимание.
«Пожалуй, раз Петр соизволит лично устроить этот опрос своего единственного наследника и чада, то кое-что можно и выбить себе в пользование. Но об этом пока рано думать,– мысленно разложил я по полочкам свои стремленья».
И вот тут оказывается, что ни один я занят думами о том чем бы заняться! Сейчас яркий пример оного человека с торжеством открывает свою суму, доставая нам исписанные листы превосходной бумаги.
– И?– удивленно посмотрел на сотоварища барон.
– Это именно то, что нам нужно!
– А что нам нужно?– тут же спросил Артур, улыбнувшись.
– Да вы сударь издеваетесь надо мной?– нахмурился помещик Баскаков.
– Ни в коем случае!– поднял к верху руки барон.– Продолжайте, прошу вас.
И вот, когда мы выпили уже изрядно, да еще к тому же напарились в превосходно протопленной баньке, с березовым веничком, начали дискуссировать на различные мужские темы.
«Пора!– решился я, наконец, доставая из принесенного с собой тубуса свернутые листы бумаги».
– Побывал я в кое-каких местах и сумел найти интересные заметки по устройству и жизни не только янычар, но и старых греческих военных поселениях. Почитал, решил, что вам эти бумаги тоже могут показаться интересными,– на полном серьезе сказал я, раскладывая бумаги на столе.