Поступь Повелителя
Шрифт:
— Ага.
— И мне нужно вернуться обратно.
— За добавкой, — иронично уточнила вредная родственница, повторно демонстрируя наручники.
— Должок остался. — Это было сказано уже сквозь зубы, так как при первой же вспышке памяти они стиснулись сами собой. — И не один.
«Сначала я найду Астуриаса и да Косту. Я не буду в них стрелять. Я найду способ их умыкнуть в тихое, безопасное место, и умирать они будут долго. Потом я найду винтовку и займусь отстрелом. Каждая голубая мантия с белой лошадью, каждая иномирская рожа, где бы я их ни встретил. А еще я припасу арбалет и пару дюжин крепких осиновых болтов с серебряными наконечниками. Пригодится. А
— Ага… — Малявка бесцеремонно оборвала построение жизненных планов товарища Кантора. — Я понимаю, это святое, но, может, ты бы их вслух пересчитывал? А то сидишь, молчишь, и только по глазам можно угадать, что ты как раз эти самые должки припоминаешь.
— Эти подсчеты — не для маленьких девочек, — сердито огрызнулся Кантор. — Я понимаю, вам зверски любопытно, что я такое и откуда взялся, но все-таки о серьезных делах я хотел бы поговорить с кем-то из взрослых членов семьи. Мне надо попасть домой, а ты вряд ли знаешь способ перемещаться между мирами.
— Теоретически один вариант есть, — ничуть не смутилась Саша. — Но, во-первых, без гарантии, а во-вторых, неизвестно, когда я этого родственничка увижу, он нынче в командировке. Так что с папой я тебя, конечно, познакомлю. Может, он тебе и остальную родню представит, это уже ваше дело. Но тут есть один нюанс. Вернее, два. Но очень плотно связанных. Если папа узнает, что я делала на кладбище, жизнь моя станет тяжкой и полной лишений. Я понятно намекаю?
— Здесь тоже запрещена некромантия? — понимающе усмехнулся Кантор. Дети… Они везде одинаковы!
— Не то чтобы законодательно… но папа запрещает мне брать его ритуальные предметы и самостоятельно что-либо делать. Если он узнает, пропало лето.
— Думаешь, он не заметит, насколько оплавлены свечи?
— Свечи как раз не его, папа некромантией не занимается. Свечи я стащила у дяди Макса. Так что не узнает, если ты не сдашь. И второй неприятный момент. Мой папа — стихийный телепат.
Кантор уставился на самоуверенную малявку с откровенным недоумением.
— И как ты предполагаешь что-то от него скрыть? Он ведь в любой момент может уловить твои мысли так же, как и мои.
— Дубина! Ты что, щититься не умеешь?
— Не умею и, более того, впервые об этом слышу.
— Опаньки… — Наконец-то Кантору удалось увидеть хоть тень растерянности в хинских глазенках хитроумной кузины. — Так ты, значит, вообще ничего не умеешь? Это раз дядя Макс тебе ничего не говорил о Семье, так он тебя и не учил ничему? И ты вообще полный ноль, даже минимального курса самопознания и самоконтроля не прошел?
— Нет, почему. Кое-что он мне показывал и объяснял. Но, как ты говоришь, «щититься» не учил. Это что-то вроде ментальной защиты?
— А, ну да, бестолочь я… Зачем же тебе это нужно, если ты в том мире один такой… Понимаешь, все шархи с рождения наделены каким-нибудь даром понимания. Это могут быть известные тебе эмпатия или телепатия, а может быть более частный, узконаправленный дар: например, чувствовать чужие страхи, угадывать желания, распознавать ложь и правду… У тебя, кстати, что?
— Стихийная двусторонняя эмпатия. А у тебя?
— Еще не определили. Или говорить не хотят. Не перебивай. Так вот, сам понимаешь, если постоянно жить вот так нараспашку, зная, что любая твоя мысль тут же становится общей, это все равно что жить в стеклянном аквариуме посреди многолюдной площади. Так и свихнуться недолго, какое ж блюдце выдержит? Поэтому каждый шархи с детства умеет щититься от посторонних, если хочет побыть наедине со своими мыслями. Вот так я спасаюсь от папиной телепатии. А ты, значит, не умеешь. Плохо. Ты ж меня с потрохами сдашь.
— Ага, — не удержался от колкости Кантор. — С куриными.
— Не смешно! Это домашний арест до лета и хана летним каникулам!
— Когда тебя тянуло поиграть с некромантией, тебя это не пугало. Знаешь, ты мне напоминаешь одного знакомого эльфа. Он тоже страшно любил тайком от наставника самостоятельно поколдовать по справочнику. После этого обязательно что-то или кто-то страдал. Или полдворца приходилось отстраивать заново, или стол искореженный от наставника прятать, или самого экспериментатора в Лабиринте на «цып-цып» вылавливать. А еще я знал одного некроманта, который вот так же по справочнику, без опыта и без наставника, взялся проклятие накладывать. Это была самая большая глупость в его жизни. И последняя.
— Нет, блин, вы, взрослые, все одинаковые! Вам всегда кажется, что только у вас реальные проблемы, а у нас — баловство одно и ничего более!
— А на самом деле? — поощрительно поинтересовался Кантор.
— А на самом деле все серьезно! Мне надо было с ним поговорить…
— С кем?
— У Насти был брат, — принялась объяснять Саша, вмиг сделавшись серьезной и повзрослев на глазах. — Он умер шесть лет назад. На колючку сел. И вот прошедшим летом Настя вдруг натыкается на него в сетке! Он морду и лэйбу сменил, но она его все равно узнала, повадки-то остались. Да еще он про нее вызнавал, про старых знакомых, даже про меня спрашивал. И не только Настя, еще несколько ребят из тусовки сталкивались. Тут даже волна пошла, будто его личность в сетке скопировалась и до сих пор живет, но я что-то не верю. Фантастика это. Ну и представь, каково Насте? Хрень необъяснимая получается! Человек стопроцентно умер, мы его сами видели мертвым, и вдруг он в сетке появляется! И отследить его не удалось, он уходит за дремучую колючку, и точка на фиг скрыта! И что это? Как это понять?
«Так, что Жак — раздолбай безответственный, — горько подумал Кантор. — Наверняка это был он, оттуда, из нашего мира высовывался на свой поглядеть. И что теперь сказать его бедной сестренке? Правду? А если он уже успел второй раз умереть? Я же ничего не знаю, ничего не помню и не могу ручаться, что Жак по-прежнему жив. Каково ей будет узнать, что все эти шесть лет он жил в соседнем мире и вот только что опять умер? Каково будет потерять брата второй раз? Да и ты, дорогая кузина Саша, вряд ли отнесешься к этому с равнодушием постороннего или ограничишься сочувствием подруге. Ты здесь и сама замешана, и куда глубже, чем кажется…»
— Ты влюблена в него, — неожиданно для себя он произнес это вслух, чего, наверное, делать не следовало. Но сказанное назад не запихнешь, раз уж ляпнул, стоит хотя бы извлечь из этого некоторую пользу… — Одного не могу понять. Шесть лет назад ты еще не ходила в школу. Ты что, влюбилась в портрет покойника?
Подружки одновременно состроили одинаково кислые мины и переглянулись, как переглядываются люди, знающие некую великую тайну, неведомую отсталым варварам.
— Я думала, членам Семьи не требуется пояснять таких простых вещей. — В голоске малявки внезапно скользнул пренебрежительный холодок, так хорошо известный знакомцам Шеллара III. Обиделась. Мстит. За шкирку отсталого варвара, да носом, носом… — Обычно, когда я знакомлюсь с простыми людьми, сразу говорю и возраст, но тебя-то я считала не таким обделенным.