Поступь стали VI
Шрифт:
Обстановка за столом моментально изменилась. Ранее нейтральное общение переросло в нечто иное. В воздухе повисло напряжение, и Вильгерта Цеппелин заметно напряглась.
Сидевшие за столом витязи и банши крови, почувствовав напряжение своей госпожи, моментально перестали имитировать активное желания поесть, при этом всё так же отстранённо отвечая на вопросы аристократов-попрошаек.
Слуги рода крови были готовы при одном лишь намеке разорвать всё и вся, если на то будет воля их владычицы. Страха и сомнений нет, есть лишь воля, воля госпожи! Она — истинный закон!
Вильгерта демонстративно удивилась, мол, а что такого? И ответила с простотой свойственной детям, которую, откровенно говоря,
— В квартале княжества Сильвернон уже семьсот представителей княжества, так что кто-то лишним не будет. И у них, знаете ли, есть потребности.
Тишина, накрывшая зал, стала абсолютной. Раскрывшиеся глаза у герцогов и остальных присутствующих могли посоперничать размерами с имперскими золотыми. Ибо настолько нелепого ответа они точно не ожидали. Но при этом он был вполне логичен, так что заострять внимание на столь нелепом факте как скупка и так заведомо обреченной черни, никто не собирался. Ибо не было разницы: секира палача, несколько месяцев на рудниках или клыки кровососов — судьба этих несчастных людей заведомо была лишь одна — смерть.
— Ну, раз так, то вопрос исчерпан, — сказал Китто Гротум.
Он кивнул, н всё также не давая возможности прочитать княжне те выводы, которые он сделал из услышанного. Чтобы перевести тему в иное русло, Вильгерта Цеппелин решила перейти к главному:
— Ваше Высочество, извольте полюбопытствовать, — сказала княжна и, получив от короля одобрительный кивок, продолжила: — При первой нашей встрече вы сказали, что мы могли не свидеться. Что вы имели в виду?
— Я, кажется, говорил, что завтра отправляюсь в путь.
Ответ короля не был полон, но так Арн Киринтийский и задумывал, ожидая реакции княжны. Она в полной мере и ожидаемо последовала:
— Что же произошло такого, что вы вынуждены сами отправиться в путь?
— Победа моего верного вассала, — ответил король и окинул взглядом членов гидры, подмечая их реакции. — Хочу проведать, а заодно и поздравить героев. Всё-таки выстоять против десяти легионов — это в некоторой степени события, достойные запечатления на картинах, барельефах и фресках. Поэтому я и беру с собой мастеров этих искусств, чтобы они услышали события из первых уст, а затем запечатлели сказанное на века и с королевским размахом. Ибо, именно так великий художник Жиодор Нурбо, живший во времена моего великого предка Кирина, создал картину, которую вы видели в нашу первую встречу. Так и я хочу последовать примеру своего родича, увековечив память, хоть и не своего подвига, но верного короне рода.
— Вы столь мудры, Ваше Высочество, — улыбнулась Вильгерта, демонстрируя не то улыбку, не то оскал. — Картина, увиденная мной ранее, была необычайно глубока и поистине красива. Не подскажете — кто был изображен на ней еще, кроме, как я понимаю, вашего предка.
Король, внимательно рассматривая Кровавую княжну, ответил не сразу.
— Рядом с моим предком находится тот, кто и основал ныне Герцогский род Гросвенор. К ним же мы завтра и отправляемся.
Вильгерта Сильвернон наигранно удивилась. А про себя подмела тот факт, что про её родича, изображенного на полотне, король не посчитал нужным обмолвиться. Такое пренебрежение вызвало внутренний гнев дочери рода крови. И княжна пообещала себе изничтожить сидящего перед ней воина. Хотя, по правде, цель её прибытия не сильно отличались от данного только что обещания. Но сам факт, что мясо такое себе позволяет, не могло не нарушить душевного покоя княжны. Если, конечно, у неё оно еще осталась. Ибо существо, сидящее напротив герцогов, высших дворян, королевской четы и их детей, за прожитые века в условиях деспотизма и властвования рода крови Цеппелин, просто не могло быть человечным. Ибо, как она сказала ранее: «Вековые устои наложили свой отпечаток». И её нынешнее представление есть не что иное, как спектакль, к которому княжну в спешке подготовили.
Но не только несвоевременность задуманной участи столицы и королевства было сейчас тем фактором, который останавливал княжну от праведной мести. Ну, в её понимании праведной. Самым главным фактором было то, что тех воинских сил, которыми она управляла в столице на данный момент, а также её личных возможностей было недостаточно, чтобы совладать с сидящими головами змеи. Не говоря уже про короля.
Вильгерта Цеппелин пообещала себе по возвращению наказать Тядоша за то, что он не в полной мере смог оценить возможности как самого короля, так и его, хоть и имитирующих верность, но подданных.
— Ваше Высочество, и как далеко находится обитель героев, заслуживших похвалы и столь лестное мнение?
— До Вуллингтона, столицы домена Гросвенор, пять дней неспешной и комфортной езды.
— Господин, позвольте мне сопроводить вас в вашем путешествии? Заодно в дороге я смогу повидать ваше прекрасное королевство и познакомиться ближе со столь выдающимися личностями как вы и ваши сопровождающие. Будет что батюшке рассказать, — сказала Вильгерта, немного выгнувшись и подчеркивая свои женские прелести.
На сей крючок, сразу же попалась рыба.
— Отец, — обратился принц к королю.
Арн Киринтийский медленно перевёл свой взгляд на Ганса — того, кто должен в будущем, когда век правления его самого закончится, стать королём. Но Ганс, являющийся здоровым и полным силы, в том числе и силы мужской, по донесениям соглядатаев был разбалованным ребенком.
— Что, сын? — спросил король, уже заранее понимая, чего попросит его чадо. Вековые устои, установленные его великим предком, гласили: “Не место бабе делами государства заниматься, пущай ноги раздвигают и наследников рожают! Га-га-га”. Да уж, сил у Кирина было много, но тактичность отсутствовала вовсе. Но, несмотря на это, некогда сказанная фраза соблюдалась как строжайший закон, который переняли все древнейшие роды Алтонии, а следом за ними и получившая титулы за заслуги «юная» знать.
— Отец, позволь нас сопроводить, — сказал принц. — Ничто так не сближает как пройденная вместе дорога. Княжна, увидев наши просторы, я уверен, поразится! А столица никуда не денется, по приезду я лично покажу красоты нашего славного града.
Король внимательно глядел на своего отпрыска, размышляя. Какой же ты, сын мой, глупый. Неужто ты думаешь, что сидящая напротив тварь хоть на долю секунды тобой заинтересуется? Но ладно, был бы ты еще не обручен. Так твоя, корчащая глупышку невеста, сидит же рядом! Если нареченной принцессе до одного места, то вот Заркел Санза смотрит на тебя так, что, будь его воля, то змеи, которых превеликое множество на его доспехе, в самом деле ожили бы, набросились на тебя и сожрали!
Но глупость — даже не это. Как можно не понимать очевидного — Вильгерта Цеппелин не узница столицы, и дав ей дозволение сразу, я бы не отказал и сейчас. Эх, глупый сын, прошу тебя — молчи и не давай больше поводов разочароваться в тебе, ибо я, возможно, буду первым, кто порушит вековые устои, уступив трон не тебе, а Юлоне. Которая, кстати, не явилась по пир.
Мысли короля, пролетали быстрее, чем дни старика, потерявшего смысл и разочаровавшегося в жизни. Старый король вновь посмотрел на Кровавую княжну. В том, что это было не фигуральное выражение, а описание её сути, Арн Киринтийский уже однозначно убедился. Вильгерта Цеппелин внимательно с лисиной улыбочкой смотрела то на короля, то на его сына. При этом глаза её по-прежнему были темными и мёртвыми. Такими они были, скорее всего, не по причине физиологии, а из-за состояния души.