Поствоенный синдром
Шрифт:
Бугай нервно кивнул.
— И из этого же ствола, да?
Дождавшись подтверждения возникшей теории, Олег с издёвкой произнёс:
— Не учили, что надо от оружия избавляться? Телефон доставай. Живо! Диктую номер, звонишь.
Самойлов умело контролировал бандита. Пока рэкетир сидел спереди с направленным в голову стволом, он не решился бы на активные действия. Любое движение могло стать для громилы последним, и тот это прекрасно понимал. Вырвав из протянутой ладони мобильный, Олег приложил его к уху и махнул пистолетом, приказав шофёру повернуться затылком.
— Здравия желаю, Кирилл Александрович!
Услышав
— Ну ты и паскуда! Как есть мент!
— На пересечении Кольцевой и Вокзальной в первом пролёте найдёте чёрную иномарку. И номер этот пробейте. Касается того, о чём мы вчера говорили.
Отбросив телефон, Олег сильнее вдавил пистолет бандиту в затылок.
— Левую руку на руль. Второй обхвати оружие за глушитель и медленно отдай мне.
Как только тот осторожно протянул пистолет, Самойлов свободной рукой вывернул ему запястье и рывком потащил на себя, затянув шофёра в пространство между креслами. Рукоятью пистолета сержант нанёс удар в висок, а когда голова противника обмякла, потянул за подбородок и завершил добивающим по горлу. Бесшумный ПБ остался валяться на коврике под диваном.
Стерев рукавом куртки отпечатки на дверце, Олег спешно покинул машину. Он спрятал серебристый пистолет обратно в сумку и заспешил по переплетениям проулков и улиц, стараясь скорее выбраться из района. Стоило ожидать, что старший советник юстиции не оставит наводку без должного внимания и будет на месте в считанные минуты. С куда большей подозрительностью Олег следил за тылом, но на этот раз слежки не обнаружилось.
Ожидаемо завибрировал мобильный. Влад, Кирилл Сергеев, сотрудник ЖКХ… Вызвонить Самойлова мог кто угодно и одновременно с этим — мало кто. Увидев, что номер абонента скрыт, Олег справедливо подумал на следователя.
— Здравия желаю, товарищ старший сержант. Узнаёшь?
Самойлов застыл посреди улицы. Голос собеседника он знал прекрасно.
— Олег, ты ещё в городе? У вас тут ресторанчик есть, «Аквариум». Подходи, а. Поговорить надо.
В обеденное время «Аквариум» пустовал. Не ходили между двумя рядами столиков официанты, никто не пропивал зарплату у барной стойки. Не было нужды тратить энергию на лампы: с освещением справлялись большие толстые стёкла во всю стену. Со встречи старых друзей под этим потолком прошло два дня, но казалось, будто никогда её и не было. Всего лишь разыгравшаяся фантазия.
Ещё у входа Самойлов приметил чёрный УАЗ «Патриот» с федеральным номером. Внутри же у ближайшего к двери столика сидел в одиночестве широкоплечий мужчина с короткой стрижкой и квадратными скулами. Рукой он подпёр подбородок с небритой щетиной медного отлива. Заметив вошедшего, Антон встал и протянул ладонь в знак приветствия. Обменявшись крепким рукопожатием, военные сели за стол, на котором обнаружились три рюмки. Одну из них накрывал кусок чёрного хлеба.
— Только с мероприятий вернулся, — начал Антон. — Два месяца в подполье. Решил позвонить старому другу, а он в могиле.
Особист залпом осушил рюмку. Олег отложил её в сторону. Какая бы сильная тоска ни съедала его по усопшему, прикасаться к спирту он себе не позволял даже ради традиций. «Не быть, как отец», — пронеслось в голове.
— Что там произошло?
— Сам наверняка знаешь, — ответил Самойлов. — Попали в засаду, огребли.
— Да… При всём уважении, но Пономарёв поступил неправильно. Подставил и тебя, и новобранца того.
— Я виноват не меньше. Надо было быть внимательнее. Рядового жаль. Не заслужил он такого. И Зулайхон не заслужила.
— Брось, — отрезал Антон. — Самое главное, ты выкарабкался. Насчёт той девушки — бывает. Не случись того, что случилось, погибли бы наши ни в чём неповинные девушки и женщины. Старики, дети…
— Хорошее оправдание, — съязвил Олег.
— Профессиональная деформация. И всё же лучше, чем психическое расстройство. Спокойствие от многого оберегает.
— Или равнодушие.
— Насчёт этого не скажи, — воспротивился Антон. — У тебя тут вообще как? Работа, жильё?
— Так себе, — признался Самойлов.
— Значит, терять тебе особо нечего. Я позвонил тебе, чтобы предложить перевод. Все формальности уладят кадровики. Зарплата, премии, неприкосновенность, где надо.
— Но я даже не офицер… — задумался Олег.
— Исправимо. Главное, нехилый опыт и хорошая рекомендация.
— Какая ещё рекомендация?
— А такая, — усмехнулся особист, — четыре года у Пономарёва. Многие выдержали? У нас почти то же самое. Вместо Хасавюрта — Назрань, вместо МВД — мы. Может, чуть безопаснее: и край поспокойнее, и работа больше следственная.
Самойлов застыл, обдумывая предложение, и, наконец, кивнул.
Мужчины покинули «Аквариум». Антон направился к «Патриоту», у которого стоял шофёр-подчинённый.
— Тебя подвезти?
— Нет, пройдусь.
— Хорошо. Завтра в пять утра на перроне. С собой только необходимое, как обычно. Остальным обеспечим.
Кивнув севшему в автомобиль особисту, Олег медленно побрёл в сторону дома. Если его жизнь и могла наладиться, то, скорее всего, только так.
Уже под вечер Самойлов был готов к новой передислокации. Сменное бельё, средства личной гигиены, старая форма — всё аккуратно лежало в спортивной сумке и дожидалось выхода. Добирал последние проценты до сотни заряжающийся мобильник. Тёмная квартира молчаливо прощалась с трёхдневным хозяином. Завтра её передадут городу и найдут других. Олег твёрдо решил не вступать в борьбу за имущество без крайней необходимости и не участвовать в сомнительных махинациях. Если перевод в «контору» пройдёт успешно, ему не придётся беспокоиться о новом жилье. И всё же чувствовалась внутри, где-то под грудной клеткой, неуловимая, еле пульсирующая опустошённость.
Самойлов сидел на диване, опёршись локтями о колени. Воспоминания последних дней отягощали мысли. Выкроив свободный, необременённый ничьим присутствием вечер, он невольно начал вспоминать всё, что произошло за эти трое суток. Как вышел на холодный перрон и попался первому патрулю, как вызвонил старого товарища, как от него же и отрёкся. Всплывали в голове тяжёлые разговоры со следователем, который по-своему понимал сержанта с общей для обоих позиции службы. А следом возник образ девушки двадцати восьми лет, в сером клетчатом пальто, с заострённым личиком и ниспадающими на плечи русыми волосами. За последнее время Екатерина стала единственным лучом света в потускневшем городе. Нужно было позвонить ей, попрощаться.