Посвящается Белой Горе
Шрифт:
Вообще-то водой я тоже пользовался. Скала Гауди окружена морем. Но наблюдение было интересное.
– Чем ты занимаешься? В смысле - на что живешь? Это связано с водой и воздухом?
– Нет. Хотя, конечно, все в мире так или иначе связано друг с другом…
На Селедении нет профессиональных художников. Там все вовлечены в какой-либо вид искусства или музыки, это часть их «целостности», но того, кто ничего больше не делает, сочтут паразитом. Мне бы там не понравилось.
Она развернулась ко мне:
– Я работаю в Нортпортском центре умственного здоровья. Специализируюсь по когнитивной науке - сочетанию исследований и… как это сказать? Джатурнари. «Эмпатическая терапия», наверное.
– По-нашему это называется йадр-ни, – кивнул я.
– Так ты подключаешься к умственно больным?
– Разделяю их эмоциональное состояние. Иногда потом бывает полезно с ними поговорить, но не часто.
– На Петросе такого не делают, - почему-то заметил я.
– Ты хочешь сказать - не делают легально.
– Говорят, если бы это помогало, его бы разрешили.
– «Говорят»… А ты сам как считаешь? Только честно.
– Я только и знаю, чему в школе научился. Попытки были, но провалились с треском. Пострадали и врачи, и пациенты.
– С тех пор прошло больше ста лет. За это время наука ушла далеко вперед.
Лучше на нее не давить, решил я. Факты состоят в том, что химиотерапия весьма эффективна, к тому же это и есть наука – в отличие от йадр-ни. Кое в чем Селедения удивительно отсталая планета.
Я тоже подошел к окну:
– Ты уже присмотрела место? Она пожала плечами:
– Пусть другие решают. Думаю, у меня получится работать где угодно. Вода, воздух и свет есть везде. И вот это тоже.
– Она ковырнула землю пальцем ноги.
– У них это называется «следами гибели». Осталось от живых существ.
– Ну, оно-то, наверное, все же не повсеместно лежит. Вдруг нас засунут туда, где была пустыня.
– Могут. Но там тоже окажется вода и воздух - их собираются гарантировать.
– А камень, кажется, нет.
– Не знаю. Что ты будешь делать, если для парка выберут пустыню, где только песок?
– Возьму с собой маленькие камушки.
Я произнес эту фразу на своем родном языке. Одним из значений идиомы была смелость.
Она хотела было ответить, но тут вдруг стало темно. Мы выскочили наружу. С берега быстро надвигалась черная полоса туч.
Белая Гора покачала головой:
– Нам надо в убежище. И поскорее.
Мы побежали к входу в город-купол. У камня, где я впервые увидел ее, стояло невысокое бетонное строение. Пока мы добрались дотуда, теплый ветерок превратился в порывы урагана, несшие кислый пар. По земле застучали капли горячего дождя. Стальная дверь открылась автоматически и тотчас Захлопнулась за нашими спинами.
– Я вчера так попалась, - тяжело дыша, сказала Белая Гора.
– Даже под крышей плохо. Воняет.
Мы были в пустом холле с защитными ставнями на окнах. Оттуда прошли (она первая) в просторную комнату с простыми столами и стульями и поднялись по винтовой лестнице в наблюдательный «пузырь».
– Жаль, отсюда моря не видно, - сказала она.
Зрелище и без того было грандиозное. Струи воды колотили по голой выжженной земле, а небо каждые несколько секунд раскалывала молния. Рубашку, которую я оставил снаружи, унесло вмиг.
– Другой-то у тебя нет. Придется ходить голышом, как маленькому.
– Грязный получится ребенок. Какой удар по репутации.
– Пойдем.
– Она потянула меня за руку.
– В конце концов, вода - моя специальность.
•••
Огромная теплая ванна оказалась вдвойне приятна благодаря возможности наблюдать, как снаружи бушует буря. Я не привык купаться вместе с кем-то - даже с собственной женой, с которой провел пятьдесят лет в браке, - но после того как мы голые гуляли по чужой планете и плавали в этой грязной луже, которая тут вместо моря, не чувствовал неудобства. Надеюсь, Белая Гора не стала мочиться в воду. (Скажи я ей об этом, она, вероятно, тут же напустила бы ученый вид и ответила, что моча здорового человека стерильна. Я и сам об этом знаю. Но всему свое время и место.)
На Селедении холостые мужчина и женщина в подобной ситуации скорее всего занялись бы сексом, даже будь они лишь случайными знакомыми, а не коллегами по художественному цеху. Белой Горе хватило такта, чтобы не предпринимать никаких подобных попыток, а может - так я тогда думал - ее не слишком прельщали мои мускулы. В душе перед ванной она предложила потереть мне лопатки, но и только. Я помог ей смыть со спины краску. Спина была красивая - с глубокими ямочками над поясницей, талия тонкая. При других обстоятельствах я бы взял инициативу на себя. Но не стоит обращаться к женщине с предложением, отказ от которого заставит обоих чувствовать себя неловко.
Из разговоров, пока мы купались, я узнал, что на ее планете бывают люди, которые, разбогатев достаточно, чтобы уйти на пенсию, занимаются только своим искусством. Но их считают эксцентриками, даже изгоями-эгоистами. Белая Гора ожидала, что в конкурсе победит один из них, и даже не стала подавать заявку. Судья-землянин увидел одну из ее инсталляций и сам связался с автором.
Рассказывала она и о своей практической работе, связанной с лечением расстройств личности и когнитивных дефектов. При этом ее голос звучал чуть напряженно. Подключаться к поврежденным рассудкам, часами делить их боль или пустоту… Мне думалось, что мы недостаточно знакомы, чтобы говорить о том, что было мне больше всего интересно, вызывало какой-то онтологический зуд: как чувствуешь себя, когда становишься другим человеком, много ли от него остается в тебе? Если часто этим заниматься, то как потом судить, что в тебе - изначальный ты?
А ей ведь порой приходилось подключаться сразу к нескольким людям - существовала теория, будто пациенты с одинаковыми проблемами могут помогать друг другу. Они толпились у нее в голове, как в приемной, а Белая Гора не вмешивалась, лишь наблюдала, чтобы потом проанализировать, как больные общались друг с другом.
Был у нее и такой шокирующий опыт: как-то раз она по всепланетной сети подключилась одновременно больше чем к сотне человек с заторможенными когнитивными способностями. Это было похоже на безболезненную смерть. Она будто увяла и погасла. Потом - ожила, резко, как от удара хлыстом.