Посвятив себя врачеванию
Шрифт:
Айболит помнил этот тяжёлый танк без башни, врытый в землю во дворе душанбинского гарнизона, весь напичканный суперсовременной аппаратурой с диапазоном постоянного приёма от Урала до Кандагара и от Каспия до Балхаша. Каждые восемь часов там сменялся рядовой срочной службы с прекрасной подготовкой. Несколько лет назад Айболит сам убедился в этом, когда связывался с Гусём, находящимся тогда с командой в Фанских горах.
Крепким чаем с лимоном и рюмочкой коньяка Айболит пытался привести в порядок свои уставшие мозги. До связи ещё пять минут.
Ледник Абрамова. Он никогда там не был, но слышал, что место живописное, метеостанция на высоте около пяти тысяч метров, состав зимовки – от академиков до амнистированных, но все живут дружно. Начальником –
Змей Горыныч… Не прост, не признаёт авторитетов. Блестяще образован, обладает быстрым умом и способностью управлять ситуацией. Бесстрашен или умеет глубоко прятать страх, сильный альпинист, никогда не распускает рук и языка, денди, в отношениях с людьми чистоплотен, руководитель, заставляющий, когда необходимо, себя бояться, обладает завораживающим взглядом, как у удава, за что и заслужил своё прозвище…
Айболиту он поверил летом, во время спасработ на Сковороде, и потом, когда они бегом по очереди несли на себе почти потерявшую сознание Славу КПСС…
Звонок. У солдата чёткий голос, без помех. Связь великолепная. Солдат докладывал всё, что Змей говорил по рации. Докладывал коротко, по-военному, и самое главное. Молодой тридцатидвухлетний мужчина, рабочий, не сидел (значит, туберкулёз исключается), не привит (а как допущен?), болен три дня, кашель, температура, сегодня слабость и одышка. В конце разговора Айболит попросил солдата соединить слуховую часть телефона с динамиком рации, а Змея – поставить слуховую часть рации между лопатками больного. Хрипы были слышны на вдохе больше, чем на выдохе. «Змей, это пневмония. У тебя есть антибиотики?» – «Подожди, посмотрю». Через некоторое время: «Есть стрептомицин, по пятьсот тысяч, двадцать флаконов». – «Отлично, по флакону каждые двенадцать часов. Хватит на десять дней. Парень оглохнет, но будет жить. Положи его голову в возвышенном положении и натри ему тело чем там у тебя есть – спиртом, салом, горячим маслом…» – «Будет сделано, конец связи».
Состояние улучшилось уже на другой день, а потом погода установилась и больного перевезли вертолётом в госпиталь на Большую землю.
Память хронически недосыпающего мозга выхватила ещё одну подробность. Айболит не помнил, где это было, но он помнил стол, обед, кучу гостей, Змея Горыныча в смокинге и со своей милой черноволосой и черноглазой женой, самого себя в смокинге, без жены. Они со Змеем сидели через стол, и после второй рюмки Змей, разгладив змеиные мелкие и хищные черты своего лица, улыбнулся и спросил: «А ты знаешь продолжение той истории?» – «Нет». «Приехал корреспондент, – он назвал очень влиятельную центральную газету, – спросил, ну что у вас было интересное, ну я ему и рассказал всё: и как ты прослушал лёгкие через телефон и рацию, и как спасли больного, кстати, он оглох, как ты и предсказывал, но не совсем, корреспондент спросил имена, записал, затем спросил отчества. Ну я сказал своё, а про твоё – что не знаю. Понимаешь, я – Израилевич, ты – Исаакович, я подумал, не слишком ли много соли… Так этот придурок дозвонился до академика Израэля, директора Всесоюзного Гидрометцентра, и стал спрашивать твоё отчество у него. Тот понятия не имел об этой истории, переспросил, корреспондент ему: “Вот на леднике Абрамова врачом Абрамовым через рацию и телефон…” и понёс весь этот бред, в конце концов спросил твоё отчество. Ну, Израэль решил подшутить и на бред ответил бредом. Сказал, что ледник был назван в честь царского генерала – топографа, первооткрывателя графа Абрамова, родственника самого царя, а ты его прямой потомок. Ну, тут наш корреспондент затрясся от страха и заявил, что ничего писать не будет». Змей Горыныч помолчал, а потом, презрительно глядя вдаль, сказал: «Воистину, дураки и трусы прогнозированию не поддаются».
Зуб. 1973 год
Зуб у Буха болел уже четвёртый день, и пора было его удалять, но у Айболита ни инструментов, ни навыков в этом не было. На поляне в ожидании вертолёта сиднем сидели восемь экспедиций и гоняли балду: футбольные матчи сменялись постройкой и запуском воздушных змеев, вокальными концертами, рыбной ловлей на булавку, охотой на зайцев, шахматами, галопированием на лошадях с погранзаставы – короче, развлечений хватало, врачей тоже, даже с избытком. Айболит даже знал точно, что двое из них были стоматологами, но при виде Буховой страдающей физиономии они повторяли как плохо выученный урок, что они терапевты.
С укором смотрела на Айболита и вся его собственная команда, человек он в команде был новый. Предыдущий врач, Синий, был стоматологом и произвёл в прошлом году основательную прополку в челюстях всей команды, вероятно, оставив Буха со всеми зубами в наличии просто по недосмотру. Необходимость исправить упущенное настоятельно нависала над Айболитом, и утром четвёртого дня, взяв грузовик, они с Бухом отправились в посёлок старателей, нашли медпункт и, обнаружив там двух стареньких медсестёр, попросили зубной инструмент. У них это было в наличии, но эти две божьи коровки просили их приехать завтра, когда они прокипятят всё это.
Следующим утром, снабжённые флягой чистейшего спирта, которую, проявив неожиданную щедрость, выделил Ляба, они уже лезли в кузов, когда их догнал один из стоматологов. Айболит полагал по простоте душевной, что тот предложит свои услуги, но нет, он пришёл предупредить, что Айболит при удалении зуба обязательно повредит артерию, из которой непременно начнётся фатальное кровотечение, и больной умрёт. Этот разговор производился им специально при Бухе, и громко, чтобы все знали – он предупредил.
Они сидели в манипуляционной друг против друга, между ними на столе лежали стерильные инструменты. «Что делал Синий до?» – спросил Айболит. «Спирт давал», – радостно ответил Бух. Доза была отправлена по назначению. «А потом что он делал?» – «Сам пил». Айболиту это не подходило. Он поднял шприц с новокаином и, обколов десну вокруг зуба, стал подбирать подходящие щипцы. Зуб – шестой снизу слева. Одна пара щипцов идеально подошла, и Айболит ухватился за коронку, которая тут же разлетелась как разбитая чашка, но Айболит уже знал, что он будет делать. Разрезав десну вокруг зуба, он прихватил теми же щипцами шейку зуба и, почувствовав, как плотно губки щипцов охватили костную ткань, начал нежно расшатывать зуб, который неожиданно легко вышел. Они оба, удивлённые тем, что всё так быстро кончилось, уставились друг на друга. «Что Синий делал дальше?» – «Ещё спирт давал», – с надеждой ответил Бух. Ещё одна доза по назначению. «Теперь что он делал?» – «Сам пил, – уже с укором ответил Бух. – Пей, Док, ты бледен, как мертвец».
И когда уже под деревом у прозрачного ручья с неизвестно откуда появившимся Карагачем из казахской экспедиции, у которого всегда было потрясающее чутьё на выпивку, они втроём опорожнили всю флягу, закусывая принесённым Карагачем помидором, к медпункту подъехал «студебеккер». У одного из двух вышедших оттуда амбалов наблюдался отёк лица справа. «Док, ты выпил – это раз, у них есть колёса и они доедут до нормального стоматолога – два, а тебе на сегодня хватит – это три. Не испытывай судьбу», – Бух рассуждал, как профессиональный спасатель, и они тихо смылись по ручью к машине.
Через три дня божьи коровки прислали за Айболитом машину, нужен был врач в посёлок. Натянутым тросом перебило ногу в голени одному из старателей, и к моменту его, Айболита, приезда они приготовили уже весь стерильный инструментарий и перевязочный материал.
К прилёту самолётика, к утру, он перелил полиглюкин и глюкозу, им уже была проведена внутрикостная анестезия, профилактика гангрены – обкалывание тканей пенициллином, свободные костные отломки погружены в физраствор и конечность забинтована между двумя шинами. Две недели спустя выписанный из больнички парень пришёл на костылях сказать «спасибо», потому что ногу удалось сохранить, но Айболит давно уже сидел у подножия Хан-Тенгри с аптечкой наготове.