Посылка

Матесон Ричард

— Да,— солгал Лэс, зная о плохом зрении отца, хоть тот и отказывается признавать, что ему нужны очки.— Нет, погоди-ка, перед ними есть еще одно,— прибавил он, решив, что оно будет несложным для отца.— Здесь просят сказать, который час.

— Какой дурацкий вопрос,— пробормотал Том.— Что они себе...

Он в раздражении протянул руку, взял часы и бросил беглый взгляд на циферблат.

— Десять пятнадцать,— произнес он насмешливо.

— Но ведь сейчас одиннадцать пятнадцать, папа,— не успел остановить себя Лэс.

Том

на мгновение замер, как будто бы его ударили по лицу. Потом он снова поднял часы и уставился на них, губы его кривились, и Лэс забоялся, что отец начнет сейчас настаивать на десяти пятнадцати.

— Ну да, я это и хотел сказать,— отрезал Том.— Просто оговорился. Разумеется, одиннадцать пятнадцать, дураку понятно. Одиннадцать пятнадцать. Часы плохие. Цифры слишком близко расположены. Надо их выбросить. Вот...

Том сунул руку в карман жилета и вытащил золотые часы.

— Вот это часы,— с гордостью произнес он.— Показывают точное время уже... шестьдесят лет! Вот настоящие часы. Не то что эти.

Он с презрением бросил часы Лэса на стол, они упали циферблатом вниз, и стекло треснуло.

— Следи по этим,— быстро сказал Том, чтобы скрыть смущение.— Они всегда идут точно.

Он избегал взгляда Лэса, глядя вниз, на часы. Рот его сжался, когда он открыл заднюю крышку и взглянул на фотографию Мэри, на снимке ей было чуть за тридцать, прелестная, с золотистыми волосами.

Слава богу, ей не нужно проходить эти тесты, думал он, хотя бы от этого она избавлена. Том ни за что не поверил бы, скажи ему кто-то, что он будет считать удачей гибель Мэри в пятьдесят семь в автокатастрофе, но тогда еще не было этих тестов.

Он закрыл часы и отложил их в сторону.

— Давай я возьму твои часы,— сварливо произнес он.— Поищу тебе завтра приличное... ага, стекло.

— Все нормально, папа. Это всего лишь старые часы.

— Все нормально,— передразнил Том.— Все нормально. Просто дай их мне. Я подыщу тебе хорошее... стекло. Такое, которое не разобьется, не разобьется. Просто дай их мне.

Затем Том выполнял задания с деньгами вроде: «Сколько четвертаков в пятидолларовой купюре?» и «Если из доллара вычесть тридцать шесть центов, сколько мелочи у вас останется?»

Отвечать нужно было письменно, и Лэс сидел, засекая время. В доме было тихо, тепло. Все казалось совершенно нормальным и обыкновенным, когда они вдвоем сидели здесь, а Терри шила в гостиной.

В том-то и состоял ужас.

Жизнь текла как обычно. Никто не заговаривал о смерти. Правительство рассылало письма, и люди проходили тесты, тех, кто проваливался, просили явиться в государственный центр на инъекцию. Закон действовал, уровень смертей был стабильным, популяция поддерживалась на определенном уровне — все официально, анонимно, без криков и сожалений.

Но ведь убивали людей, которых кто-то любил.

— И нечего тебе смотреть на часы,— сказал отец.— Я вполне могу справиться с этими вопросами без того,

чтобы ты... смотрел на часы.

— Папа, экзаменаторы будут смотреть на часы.

— Экзаменаторы — это экзаменаторы,— отрезал Том.— Ты же не экзаменатор.

— Папа, я пытаюсь помочь те...

— Хорошо, так помогай же, помоги мне. Не сиди здесь, таращась на свои часы.

— Это твой тест, папа, а не мой,— начал Лэс, гневный румянец вспыхнул на лице.— Если...

— Мой тест, да, мой тест! — внезапно разъярился отец.— И похоже, все вы его ждете не дождетесь? Все ждут этого... этого...

Слова снова подвели его, сердитые мысли громоздились в мозгу.

— Не надо кричать, папа.

— Я не кричу!

— Папа, мальчики спят! — внезапно вмешалась Терри.

— Мне плевать, если!..

Том неожиданно замолчал и откинулся на спинку стула, карандаш незаметно выскользнул из пальцев и покатился по скатерти. Том дрожал, впалая грудь поднималась и опадала толчками, руки на коленях неукротимо тряслись.

— Хочешь продолжить, папа? — спросил Лэс, скрывая обиду.

— Я не прошу многого,— бормотал, обращаясь к самому себе Том.— Не прошу многого от жизни.

— Папа, будем продолжать?

Отец оцепенел.

— Если у тебя есть на это время,— произнес он размеренно, с достоинством.— Если у тебя есть время.

Лэс взглянул на бумаги с заданиями, его пальцы быстро переворачивали сшитые листы. Психологические вопросы? Нет, их он задавать не будет. Как можно спрашивать своего восьмидесятилетнего отца о взглядах на секс? Своего сурового отца, самым безобидным замечанием которого было бы «непотребство».

— Ну так что? — повысив голос, спросил Том.

— Да вроде ничего не осталось,— сказал Лэс.— Мы уже почти четыре часа занимаемся.

— А что на тех страницах, которые ты пропустил?

— Там почти все касается... медосмотра, папа.

Он увидел, как сжался рот отца, и испугался, что Том снова будет спорить. Но все, что сказал его отец:

— Добрый друг всегда поможет. Добрый друг.

— Папа...

Голос Лэса сорвался. Нет смысла говорить. Том прекрасно знал, что доктор Траск не сможет выправить заключение о состоянии его здоровья и в этот раз, как делал это для всех предыдущих тестов.

Лэс понимал, как испуган и уязвлен старик, ведь ему придется снимать с себя одежду и стоять перед врачами, которые будут тыкать в него, выстукивать, задавать оскорбительные вопросы. Он знал, как отца страшит тот факт, что, когда он будет одеваться, за ним станут подглядывать в глазок, делая пометки в карте по поводу того, насколько хорошо ему это удается. Он знал, как боится отец, который знает, что, когда он будет есть в государственном кафетерии в перерыве между частями экзамена, длящегося весь день, на него будут устремлены чьи-то глаза, отмечающие, не уронил ли он вилку или ложку, не опрокинул ли стакан, не закапал ли соусом рубашку.