ПОТАЕННОЕ ПЛАМЯ
Шрифт:
Лорен поняла, что мужчины хотят остаться одни. Проглотив обиду, она молча кивнула и отправилась на кухню.
Лорен разогрела суп, кастрюля с которым все еще стояла на плите, нарезала толстыми ломтями свежий, только сегодня выпеченный хлеб, наполнила кружку дымящимся кофе и, подумав, положила на тарелку большой кусок яблочного пирога, который недавно испекла.
Мужчины тихо разговаривали, почти касаясь друг друга головами, и, когда она вошла, тотчас же замолчали, обменявшись понимающими взглядами. Лорен догадалась, что они продолжат разговор при первой же возможности.
– Руди! – донесся
Руди встал и, бросив сигару в камин, потянулся всем своим длинным телом, подчеркнуто широко зевая.
– Малышам едва исполнилось три недели, а эта женщина уже не выпускает меня из рук. – Он пожал плечами и с притворной беспомощностью вздохнул:
– Но что тут может поделать такой парень, как я?
Он подмигнул Джереду и с важным видом проследовал в спальню к ожидающей его жене.
Джеред хмыкнул и занялся едой. Лорен поставила поднос на маленький низкий столик у камина. Если он и обратил внимание на слишком громкое звяканье тарелок, то сделал вид, что ничего не заметил. Джеред проглотил несколько ложек обжигающе горячего супа, совершенно не обращая на нее внимания. Раздраженная его рассчитанным и показным равнодушием, Лорен круто повернулась и направилась к двери.
– Лорен!
Сделав над собой усилие, она подавила бушевавший в ней гнев и повернулась к нему:
– Да?
С минуту он молча рассматривал ее. Вся ее поза, выражение лица говорили о готовности к борьбе, но как же она была хрупка и уязвима в своем белом шерстяном халате и шлепанцах. Густые волны черных волос лежали на плечах этой прекрасной воительницы.
– Как ты тут жила?
Лорен сложила руки на груди и грустно рассмеялась:
– Ни на секунду не поверю, что тебя это действительно интересует, но отвечу вежливо, как меня учили: я чувствую себя прекрасно, а ты?
Бровь Джереда удивленно приподнялась:
– Я чувствую себя отлично. Но, пожалуйста, не надо решать за меня. Ты мне не безразлична, вовсе нет.
– В таком случае мне остается предположить, что все твои письма затерялись в пути.
Лорен сама себя ненавидела за этот саркастический тон, но она злилась на него и имела на это право.
– Надеюсь, твои дела в Остине идут хорошо? Он быстро опустил глаза на поднос с едой:
– Да, кое-что идет недурно. Теперь уже разозлился Джеред, и она поняла это по его голосу.
– Не сомневаюсь, что ты доволен. Думаю, мне пора в постель. Сегодня мы катали детей во дворе на санках, и я устала.
– В таком случае иди, я уберу посуду.
– Уверена, что Глория это оценит. Доброй ночи.
Он что-то пробормотал, не глядя на нее. Игра пламени в камине бросала причудливые отсветы на его лицо, которое вдруг показалось ей постаревшим. Резкие морщины пролегли от крыльев носа к уголкам рта, глаза утонули в темных кругах. Лорен страстно захотелось подойти к нему, но вместо этого она круто повернулась и вышла из комнаты.
Она уже уютно устроилась под одеялом и согрелась, когда услышала звук открываемой двери.
Лорен быстро села в постели, натянув одеяло до подбородка, и с возмущением воззрилась на стоящего посреди спальни Джереда.
– Что ты себе позволяешь? Даже не взглянув на нее, он сел на оттоманку
– Если память мне не изменяет, это моя спальня в моем доме. Сегодня очень холодная ночь, и я не собираюсь искать другое место для ночлега. Если твою чувствительность оскорбляет перспектива спать, я подчеркиваю, спать со мной в одной постели, то я предлагаю тебе перебраться в любую другую. А эта принадлежит мне.
Он стянул носки, рубашку и теперь расстегивал пряжку на ремне.
Лорен зарылась в подушки, накрыла голову одеялом, забившись в угол кровати, и повернулась к нему спиной. Она слышала, как ударилась об пол металлическая пряжка и Джеред прошлепал к камину. Языки пламени высветили комнату, значит, он подбросил в огонь еще несколько поленьев. Шаги приблизились к кровати, скрипнула крышка открываемого сундука, и вдруг она почувствовала, что одеяло стало тяжелее.
Лорен чуть приоткрыла глаза. Поверх одеяла лежал большой меховой плед.
– Это Тори сделал для меня. Под ним мы будем чувствовать себя как тосты на сковородке.
Джеред приподнял одеяло, и ее обдало холодом, но он быстро улегся, и опять стало тепло.
– Доброй ночи, Лорен, – сказал он. Она лежала очень тихо и не отвечала. Он рассмеялся и отвернулся от нее, стараясь поуютнее устроиться в теплом коконе постели. Прошло несколько минут, и она услышала его ровное, спокойное дыхание.
Лорен долго не могла уснуть. Но наконец усталость взяла свое.
Лорен проснулась внезапно и сразу не могла сообразить, почему ее голова покоится на груди Джереда, а его рука лежит у нее на спине. Может быть, во сне она прижалась к нему, спасаясь от холода? Их тела были тесно прижаты друг к другу, и Лорен боялась пошевелиться, чтобы не разбудить Джереда.
От его дыхания шевелились волосы у нее на макушке. Глухие удары его сердца отдавались у нее в ушах.
Лорен тихо лежала, восхищенно разглядывая мускулы на его плечах и груди. Огонь в камине почти погас, догорало только одно маленькое полешко, время от времени взрываясь снопами искр, ненадолго освещавших комнату. Упершись подбородком в обнаженную грудь Джереда, Лорен чуть приподняла голову и провела пальцем по шелковистым волосам, веером расходящимся от ключиц и узким клином спускающимся к животу. Рука ее опускалась все ниже, пока не достигла определенной точки, где и замерла. И только тогда Лорен заметила, что дыхание над ее головой утратило свою спокойную ритмичность, так же как и удары сердца. Она мгновенно подняла голову и встретила взгляд янтарных глаз, ярко блестевших в свете угасающего камина.
– Ах, Лорен, Лорен, – не то проговорил, не то простонал Джеред. И тотчас же их губы слились, и они растаяли в этом поцелуе. Он целовал ее жадно, яростно, а руки его уже стягивали с нее тонкую ночную рубашку, устраняя последнее препятствие.
Глядя в сияющие серые глаза, Джеред взял ее руку и поцеловал в ладонь, потом, не отводя от нее глаз, потянул руку под одеяло и положил на свою восставшую плоть. Джеред не мог предвидеть ее реакции и боялся, что она оттолкнет его. Лорен напряглась и нервно провела кончиком языка по пересохшим губам.