Потаённый уголок: акт второй
Шрифт:
– Вот и хорошо. Заходи в мою обитель.
Сказала она мне и скрылась за дверью. Я уже привык заваливаться в жесткую комнату, но как-то уверенности в этом сейчас у меня не было - мало ли на что наткнусь, прибьёт ещё. Но ничего не поделаешь.
Я зашёл в её комнату. Тут дело обстояло иначе, чем в зале, выглядело нагляднее: яркие и новенькие обои на стенах с милым рисунком, мебель как минимум не старая, а на столе стоял закрытый ноутбук. Кровать накрыта тёплой, мягкой по цвету тканью; в некоторых местах лежали мягкие игрушки, хотя в меньшем количестве, чем у Насти.
На столе также я заметил несколько книг с общей тематикой -
А ещё на столе стояла фотография в рамочке, где оттуда на нас смотрели троя человек: шикарно одетая женщина в шляпе, с солнцезащитными очками в руках; рядом с ней, ниже, девчонка лет одиннадцати в сарафане, с улыбкой на лице и поднятой правой рукой с выставленными в знаке V пальцами. По золотистым волосам я узнал Снежинку. А за ними, обняв жену одной рукой и положив другую на плечо девочки, стоял мужчина, высокий, крупный, мускулистый, с радостью на лице, счастьем. Мне показалось, я его знаю, не раз видел, правда не мог вспомнить, да и Снежинка не дала.
– Ну и как тебе?
Она сидела на деревянном стуле без спинки за столом, одетая в розовую пижаму, состоящую из штанов и футболки, и смотрела с некоторой икринкой счастья на меня.
– По-женски уютно, привык видеть иное.
– О, умеешь ты хорошо сказать, спасибо. Можешь сесть на мою кровать, поговорим. Ты хочешь есть?
– Хочу, но дома, - отказался я, зная, что мама дома уже наготовила. А я тут сижу.
– Как хочешь. Тогда давай продолжим наш школьный разговор, а то уже поздно, тебе домой ещё идти.
Это да, тут мне не стоило возражать и проявлять вежливость, да и мужика включать: столько переть в темноте, эт не шибко радует. Я сел на кровать, которая показалась мне немного жесткой, мягкой, но это уже мелочи и придираться я не стал, меня больше интересовал разговор с ней, что она расскажет. О произошедшем с ней я и спросил, решив не юлить.
– Эх, тут немного сложно и не очень приятно говорить.
– Тогда как быть?
– Нет-нет, я расскажу, просто... ты поймёшь. Всё дело в моём отце, точнее, его бывшей работе, - начала она, и взяла со стола фотографию, посмотрев на неё.
– Я к вам рвалась не просто так свою прихоть удовлетворить и потом бросить, я и правда хотела стать у вас режиссёром, я видела, как у вас выполняет эту работу ваша Снежана, и мне это очень не понравилось. Не просто так, я знаю, как действуют настоящие режиссёры, а она как любитель без желания учиться. Меня это сильно задело.
– Почему?
– Всё дело в моём отце, в нём, - она перевернула фотографию и показала её мне. И опять мужчина показался мне знакомым. Почему я его знаю?
– Ты его не узнаёшь?
– Он мне кажется очень знакомым, но не могу вспомнить, где видел.
– Не удивительно, несколько лет назад его имя было у всех на устах, а после случившегося, о нём забыли. Мой отец... помнишь, я поправила тебя тогда, когда ты стал рассказывать, почему я пришла к вам, что ты частично прав, но неправильно?
–
– Хе-хе, - захихикала она.
– Давай тогда так. Мой отец - Снежинский, режиссёр фильма "Такая вот любовь".
– Чего?
– ошарашено ляпнул я, и тут меня словно бы окатило.
С раскрытым ртом я уставился на неё, как дурак на фейерверк, или таракан на ботинок... хотя идиотские сравнения. Да вот только удивления во мне не было предела, я словно бы услышал секрет создания мира, и теперь не отрываясь смотрел на фотографию. А ведь и правда это был знаменитый некогда режиссёр, поднимавший отечественный кинематограф и потом куда-то пропавший - знаменитый Снежинский. Тогда понятно было, почему она звала себя Снежинкой, и почему выбрала тот отрывок, который мечтала изменить, это я вообразил всякой чуши. И теперь понятно было, почему она пришла к нам с желанием стать режиссёром - быть как папа, попробовать перенести полученные знания от него в реальность. Всё просто!
– Только ты не подумай, я не за папой повторяла, насмотревшись на него. Тут другое.
Опять, получается, выдумал. Совсем дурак.
– А почему?
– Сам видишь, в какой бедноте мы живём, да и заметил, думаю, на стенах приспособления для инвалидов. В общем денег мало, и хотелось бы на папу больше потратить, - и тут же одёрнула себя, замахала руками, продолжив: - Ты не подумай, не на себя, чтобы красивее жилось, ко всему этому я привыкла, а вот папа...
И замолчала, прижав фотографию к груди. Стало как-то неловко, словно не в своё дело лезу. Но хотелось узнать подробнее, только вот она сейчас выглядела, словно опять заплачет от переполнявшей её грусти, так что я решил подождать, не влезать. И сидели мы в молчании больше минуты, я просто осматривался, стараясь не смотреть на неё. Заметил на стене пару постеров из фильма её отца, несколько фотографий со Снежинкой, даже скетчей, словно она делала наброски для сценария, и узнал в них увиденную сегодня сцену из фильма на сцене. Она и правда хотела стать режиссёром.
– Прости, накатило, - вдруг сказала она, возвращая фотографию на место.
– Спасибо, что не беспокоил сейчас, да только времени уже много. Так на чём я остановилась?
– Хотела рассказать, что с тобой случилось после появления Снежаны.
– Помню. А случилось со мной простое дело, хотя тут надо начинать с более раннего, так что придётся послушать.
– Говори уже. Мамина готовка уже явно остыла, да вот уроки бы сделать.
– Прости, самой бы надо, - хихикнула она.
– Но в произошедшем всё просто, ты может быть слышал по новостям когда-то, что на моего отца напали?
– Да, кое-что слышал, правда мало. Куда он пропал, я так и не понял.
– Тут да, СМИ интересовались больше самим нападением и всем, что с этим связано, а на остальное большинство журналистов махнуло рукой. О том, что бандиты перебили ему позвоночник и сделали инвалидом, они уже не говорили. Он почти умер в больнице, если бы не наши деньги, которые мама дала на лечение, и не те редкие друзья, кто поделился своим для лечения, я сейчас была бы без папы.
И опять я молчал, это у меня уже входило в привычку, такая уж была эта Снежинка. Только услышанное произвело на меня сильное впечатление, о таком я не слышал, тут СМИ и правда молчали. Всё это как молот по наковальне.