Потапов, к доске!
Шрифт:
Стояла чудесная погода, но Женька с Лёхой не пошли гулять. Они сидели на втором этаже пустого, обшарпанного здания, на двери которого значилось: «Галерея современного искусства…»
— Сказанул тоже: десять рублей. Тут задаром никто не придёт, — протянул Лёха, который придерживался мнения, что искусство должно быть доступно для народа.
Женька и сам понимал, что погорячился, но он не любил признавать своих ошибок, поэтому сказал:
— Что поделаешь. Толпа никогда не признавала гениев.
Вдруг у сидевшего на подоконнике Лёхи перекосилось лицо, как от нервного тика, и он пролепетал:
— Толпа.
— Чего? — не понял Женька.
— Там толпа, — сказал
Женька вскочил как ошпаренный, выглянул из окна и обомлел. К «галерее» шло человек двадцать. Среди страждущих приобщиться к искусству были не только одноклассники, но и ученики из параллельных классов.
— Ну, Лёха, продавай билеты, а я пока тут всё подготовлю, — сказал Женька, и они кубарем скатились по лестнице со второго этажа вниз.
Билеты были распроданы в момент. Когда все наконец оказались в здании, Женька повёл экскурсию на второй этаж, где располагалась основная экспозиция. Это был его триумф. Он бойко демонстрировал свои полотна, жалея, что по настоянию Лёхи убрал-таки портрет Петухова. Завершала показ скульптурная композиция под названием «Дружба», представляющая собой две сплющенные банки кока-колы, большими гвоздями приколоченные к фанерке.
— Это всё, — широко улыбаясь, сказал Женька.
Все продолжали глядеть на него. Никто не расходился. На лицах посетителей читалось ожидание. В душе у Женьки шевельнулось нехорошее предчувствие. Лёха понял: будут бить.
— Всё уже, — неуверенным голосом повторил Женька.
— Как всё? А ухо? — напомнил ему Петухов.
— Какое ухо? — пролепетал Женька, всё ещё не понимая, чего от него хотят.
— Как какое? Ты же обещал, что ухо отрежешь, как этот Ваня, как его там.
— Ван Гог, — машинально подсказал Женька.
— Во-во, — поддакнул Петухов.
— Ничего я не обещал, — попятился Женька.
— Говорил, он струсит, — сказал Шмыгунов, особенно смачно шмыгнув носом.
— А за что мы тогда червонец заплатили? — выкрикнул Петухов. — А ну гони бабки назад.
Толпа угрожающе сомкнула кольцо вокруг художника и его верного помощника. Женька мысленно поблагодарил Лёху, что тот настоял убрать портрет Петухова. Благодаря Лёхиной дальновидности обошлось без драки, но с деньгами пришлось расстаться окончательно и бесповоротно.
Скоро Женька и Лёха остались вдвоём в опустевшей галерее.
— Тебе хорошо. А у меня мою собственную двадцатку выгребли, — проворчал Лёха.
— Деньги и творчество — вещи несовместимые, — философски заметил Женька, окинул «галерею искусств» прощальным взором и побрёл прочь.
— А как же картины? — крикнул ему вслед Лёха.
Женька не ответил. Он уже смирился с тем, что не станет гениальным художником, и на аукционах будут продаваться не его картины, а какого-то далёкого Ван Гога. Зато он остался при ушах. Каждый выбирает своё.
Ссора
Маньяк
В последнее время личная жизнь у Женьки не удавалась, а виной всему Вадик Груздев, воздыхатель Синицыной из музыкальной школы. Женька думал, что у Ленки с ним всё кончено, но просчитался. В пятницу Вадик пригласил Синицыну в районный Дом детского творчества на концерт победителей конкурса юных дарований. Женька чуть не лопнул от злости, увидев фамилию этого жирдяя на афише в списке участников. Это было настоящим ударом судьбы.
Зато Синицына ходила с таким видом, будто она сама победила в конкурсе. Глядя на её сияющую физиономию у Женьки сердце обливалось кровью, но он был бессилен бороться с соперником. Приходилось признать, что он проиграл. До пятницы оставалось два дня. Даже Женька с его недюжинным умом не мог за столь короткий срок прославиться и переплюнуть этого недоделанного музыканта.
Женька страстно мечтал, чтобы произошло землетрясение, потоп или какое-нибудь другое стихийное бедствие и концерт отменили. Но, судя по прогнозам, никаких катаклизмов не ожидалось. И всё же чудо свершилось.
Когда Майка, неиссякаемый источник информации, вбежала в класс и объявила, что на местную знаменитость Груздева в подъезде напали двое мальчишек, Женька встрепенулся.
— Значит, он выступать не будет?
— Почему не будет? Будет. Они его не тронули, просто деньги отобрали. Малолетки, из третьего класса, — доложила Майка.
Женька не поверил своим ушам.
— Из какого?!
— Из третьего.
— И этот пузан им не накостылял? Просто так, за здорово живёшь, выложил бабки, и всё? Я бы им показал! — Женька воинственно потряс кулаком, моментально почувствовав своё превосходство перед соперником.
Он расправил плечи в надежде, что теперь-то Синицына прозреет и увидит разницу между слабаком Вадиком и мужественным и отважным человеком, которого она отвергла. Однако женщины непредсказуемы. Вместо того чтобы запрезирать рохлю Вадика, Ленка ринулась на его защиту:
— Тебе больше делать нечего, как кулаками махать. А ему драться нельзя.
— Это ещё почему? Специальный закон, что ли? В Конституции записано? — не удержавшись, съязвил Женька.
— Не паясничай. Он пианист. Ему надо руки беречь.
— Трус он, а не пианист, — стоял на своём Женька.
— Тоже мне храбрец. Если бы на тебя двое напали, может быть, ты ещё не так струсил бы, — заявила Ленка.
Это была страшная клевета. Ну допустим, если бы на Женьку напали двое верзил, типа Петухова, он был не стал лезть на рожон, у него же в черепушке мозги, а не солома. Но не справиться с двумя малявками — это было уж слишком.