Потерянная родина
Шрифт:
— Ако говорит правильно. Будет борьба. Надо быть готовыми. Все должны делать то, что нужно для всех. И чтобы все шло, как надо, один должен быть старшим. Что он велит, то все и будут делать, а не то, что кому в голову придет.
— Верно говорит Ловаи, — откликнулось в толпе множество голосов. — Старейшина нужен. Такой, как Хитахи… такой, как Оно.
И все взоры обратились на Ако. Он понял, о чем думали его соплеменники. Наконец один старик, Таомо, вслух высказал то, что у всех вертелось на языке.
— Ако больше всех знает. Ако и быть старейшиной. Он знает, как бороться со злыми людьми. Мы будем делать, что он прикажет.
Кругом раздались возгласы одобрения. Тогда Ловаи повернулся к толпе и спросил:
— Думает ли кто-нибудь из вас иначе, чем Таомо и другие?
— Ако! Ако! — кричала толпа и радостно, ободряюще махала руками. — Ако будет нашим старейшиной.
— Так хочет народ, — обратился Ловаи к Ако.
— Хорошо, если так хочет народ, я исполню его волю, — ответил Ако. — Вы дарите меня большим доверием. Я постараюсь делать так, чтобы вам не пришлось сказать: «Ако нас обманул». Все свои знания я отдам вам, чтобы и вы обо всем знали. С этой минуты в моей жизни будет только одна цель и задача: делать все, чтобы ригондцы всегда оставались свободными и чтобы им жилось хорошо.
— А что нам теперь делать? — нетерпеливо допытывался брат Ако Онеага.
— Я хочу продумать все до конца, — отвечал Ако. — Дайте мне подумать до утра и побыть одному. Тогда я скажу вам, что я придумал.
— Так разве ты еще не знаешь? — разочарованно воскликнул кто-то.
— Знать можно многое, но из того, что знаешь, нужно выбрать самое лучшее и пригодное, — объяснил Ако. — Тогда не придется делать лишнее, а необходимое не будет забыто.
— Думай крепко и много, Ако… — пожелали ему люди.
Толпа начала понемногу расходиться. Вскоре Ако остался на полянке один. Некоторое время он постоял там, в одиночестве и безмолвии, потом медленно вошел в лес.
Ако долго бродил по лесу и кустарникам. Сегодня ему некуда было спешить — время спешки отошло в прошлое, с ним было покончено в ту самую минуту, когда Ако впервые после долгих скитаний ступил ногой на ригондскую землю. Ощущение счастья, наполнявшее все его существо, невозможно описать: оно было подобно чистой, дивной мелодии, которую пела душа пришельца и чарующим звукам которой вторило все живое, доступное взору; оно могло сравниться с восходом солнца, с пробуждением всей природы после долгой темной ночи, — если бы можно было в одном чувстве соединить все прекрасное, радостное и возвышенное, всю прелесть красок, светлый трепет жизни, непостижимое и беспрестанное течение всего земного, тогда у нас, может быть, сложилось бы хоть примерное представление о том, что сейчас переживал Ако, неторопливым шагом прогуливаясь по незабвенным местам времен своей юности.
Многое в этом ландшафте было уже не таким как прежде. Старые деревья уступили место молодым, на тогдашних полянках сегодня раскинулись цветущие рощи, множество молодых пальм тянулись к солнцу своими благородными вершинами там, где раньше берег лагуны был голым. Все рождалось и умирало, все изменялось, неизменным и вечным остался только, сам закон жизни.
В некоторых местах, с которыми связывалось какое-либо происшествие в детстве или юности Ако, он задерживался подольше и мысленным взором воскрешал в памяти давние картины прошлого. У него было такое чувство, будто он грезит.
— Неужели это и в самом деле явь? — вопрошал себя Ако. Невероятным казалось, что он снова находится здесь — дома, на родине, в самом милом и самом прекрасном месте на свете, и что самые сокровенные чаяния его жизни наконец-то исполнились. И снова, так же как прошлой ночью, Ако ласкал стволы деревьев, ветки кустарника и даже землю, и губы его нашептывали нежные слова, исполненный благодарности и радости привет всему окружающему родному миру. Нет, это были не грезы, а самая доподлинная действительность, хотя она и обладала красотой и сказочностью грез.
Ако был счастлив в полном смысле этого слова.
Он долго просидел у родника, созерцая похожие на жемчужины пузырьки, которые устремлялись со дна ключа вверх, к зеркалу воды. А когда солнце стало клониться к горизонту, Ако взобрался на самую высокую гору острова и стал оттуда взирать на мир. В памяти отчетливо встало одно давнее утро, когда он поднялся сюда наверх, влез на гладкую каменную глыбу и пытался разглядеть, что видно за краем света, откуда по утрам выплывает солнце. Ничего он не увидел, лишь небо да неоглядную ширь океана, тогда он не имел даже туманного представления о том, что находится за линией горизонта. Как он стремился вдаль! Как жаждал увидеть невиданное, изведать неизведанное! Теперь все это сбылось. Ако видел, Ако знал, он мог сравнивать.
Вся Ригонда лежала у ног Ако — со своими маленькими бухтами, бестрепетной лагуной, кольцом рифа вокруг острова. Обнимая все это взглядом, Ако размышлял о положении острова среди бескрайних водных просторов океана, о континентах и морях, находившихся там, за горизонтом, и о жизни, какою там жили другие люди. И вдруг какое-то новое ощущение охватило все его существо: ему открылась вся мизерность, ограниченность его родины. Сам остров и все, что на нем находилось, стали гораздо меньше и ничтожнее, чем раньше. Теснее показалась лагуна, ближе все расстояния от одного берега до другого, холмы и даже самые высокие вершины стали ниже — все будто сжалось и сплющилось. Казалось, будто он глядит на свою родину через уменьшительное стекло. Ако знал, что это вовсе не обман зрения: предметы остались такими же самыми, как и до его отъезда, но представление об окружающем мире изменилось, поэтому сегодня он имел возможность сравнивать. И как только он делал это, размеры всех предметов становились иными, чем раньше.
«Прекрасная маленькая Ригонда… — думал Ако. — От того, что ты стала меньше, моя любовь к тебе отнюдь не убавилась. Люблю тебя так же, как в былые дни».
Он думал о жизни на острове, какой она была до этого и какой ей надлежит стать в будущем. Ако было ясно, что жизнь, какую вели ригондцы до сего времени, больше не годится и нет никакой надобности сохранять ее со всем ее прежним содержанием. Не для того он рвался домой, чтобы наложить на свое племя печать оцепенения. Он только хотел быть тут и применить на деле свой опыт, свои познания, когда на острове старая жизнь станет сменяться новой, убежденный, что его присутствие убережет ригондцев от того ненужного и губительного, что зачастую следует по пятам за принесенными колонизаторами суррогатами цивилизации. Старая жизнь островитян непригодна, она слишком тесна и узка для человека. Племя Ако должно стать цивилизованным, причем речь идет не о внешних атрибутах культуры, а о самой ее сущности. Белые колонизаторы принесут только атрибуты в виде хлопчатобумажных тканей, патефона и молелен всевозможных вероисповеданий, а людям на острове необходима сущность цивилизации — знания, новые понятия, верные представления о явлениях природы и ходе развития человечества. Они должны получить это в чистом виде, без всех тех вредных примесей, которые приносит с собой кровожадная свора колонизаторов разных национальностей. И самое главное: сохранить свою свободу, не отдать за чечевичную похлёбку своих священных человеческих прав. Совершить преобразования без потерь, чтобы перемена была благоприятной. Нелегко будет добиться этого, но дело стоит даже кровопролитной борьбы. И когда все это совершится!..
Ако грезил не во сне, а наяву о завтрашнем дне своего племени. Сколь прекрасной и счастливой станет жизнь островитян, когда они достигнут уровня культуры белых людей, научатся читать и писать, узнают про все, что было и есть на свете! Они выстроят себе красивые, легкие жилища, построят большие лодки, на которых под парусами можно будет доплыть до других островов. Наладится постоянная связь с внешним миром, навсегда окончится вековое одиночество, мир островитян станет широким и величественным.