Потерянная
Шрифт:
Сдвинув лопатки, я попыталась размяться, сзади послышалось предупредительное покашливание. Пришлось снова неподвижно застыть, шевеля лишь бедрами в такт движения единорога.
Деревья пошли гуще, кроны переплелись где-то вверху, свет еле пробивается сквозь зеленую крышу. Тропа исчезла. Арум шагает по пояс в траве, хватая зубами сочные стебли, и косится назад красным глазом.
В зарослях послышалось дивное пение. Я даже приподнялась на спине единорога, прислушиваясь к голосу. Будто не
Снова послышалось покашливание Лисгарда, в этот раз хрипловатое и смущенное. Я опустила взгляд и поняла: в таком положении ноги оголяются настолько, что юбка превращается в пояс. Пришлось сесть.
По телу растеклось дремотное блаженство. Я обмякла и прислонилась спиной к прохладным доспехам эльфа.
– Чудесное пение, – проговорила я, прикрыв глаза. – Как хорошо и спокойно.
Лисгард чуть наклонился, осторожно заглянул в лицо.
– Хм. Пение? Хм. Это Арфолин, птица Эолума, – сказал он и сдвинул брови.
– Волшебная музыка, – проговорила я блаженно. – Как природа создает такое? Даже имя у птицы зачарованное.
Я представила, как она качается на тонкой ветке. Перья разноцветные, пушистый хохолок колышется, пышный хвост свисает до самой земли.
Белокожий снова посмотрел на меня.
– Как вы себя чувствуете? – спросил он настороженно.
В голове растекся сладкий туман, на глаза опустилась мутная поволока. Арфолин будто нарочно запел громче, остальные птицы благоговейно замолкли. Почти вижу, как втянули пернатые головы и таращатся на чудо-птицу.
В животе потеплело, захотелось остановиться, прилечь в такую уютную и мягкую траву.
– Никогда ничего приятнее не испытывала, – протянула я. – Только спать хочется очень.
Глаза Лисгарда превратились в две круглые плошки, лицо вытянулось. Он дернул гриву и остановил Арума. Единорог недовольно фыркнул, копыта глухо стукнулись, вспугнув в зарослях двух перепелок. Зверь сделал еще пару шагов и замер посреди травы, недобро покачивая рогом.
Белокожий бесцеремонно развернул меня к себе и вперился взглядом. Глаза полыхают, как два синих костра, лоб покрылся тонкими морщинами.
– Миледи, вас усыпляет мелодия? – проговорил он с нажимом.
Голова приятно потяжелела, перед глазами поплыли розовые единороги, окутанные золотистыми огоньками. Даже уловила сладковатый запах сирени.
– Не знаю, может, и не усыпляет, – промямлила я. – Приятно, нет слов. Я нарушила какой-то закон?
Высокородный побелел, хотя с его белоснежной кожей непонятно, куда сильнее, и впился пальцами мне в плечи.
– Закон? – процедил Лисгард. – Миледи, крепко же вас приложили.
Арум недовольно топчется, фыркает. На его месте я бы тоже фыркала, с таким хозяином калина покажется сладкой.
Я отмахнулась от него, как от назойливой мухи, и проговорила медленно:
– Чего ты взбеленился? Птичка поет, ветер дует, трава зеленая.
Горячее дыхание обдало лицо.
– Слушайте, миледи, – сказал белокожий, наклонившись так близко, что разглядела золотистые черточки в зрачках. – Для солнечных эльфов Арфолин безвреден. Но темных он усыпляет. У людей вызывает временное безумие, а остальные мучаются головной болью. Еще раз спрашиваю – вы хотите спать?
Он даже задрожал. Ноздри раздуваются, пальцы впились так, что сейчас плечи мне раздавит. Откуда-то из глубины медленно поползла горячая волна. Она, словно змея, двинулась замысловатыми зигзагами вверх по животу, когда достигла солнечного сплетения, меня дернуло. По коже пробежали мурашки.
Я раздраженно дернула плечами, цепкие пальцы разжались. Горячая волна расползлась по всему телу, и сонливость быстро отступила. Легкий ветерок спустился с верхушек деревьев прохладными струйками и прояснил мысли.
– Ну знаешь ли! От людей еще можно ожидать скудоумия. Но ты всех переплюнул! – прошипела я и толкнула белоухого локтем в закованную грудь. – Пусти, пешком пойду! Или не пойду. Если в Эолуме все такие ненормальные – мне нечего там делать.
Высокородный вытаращил глаза и громко сглотнул.
– М… миледи? Вы серьезно? – выдавил он.
Я попыталась отодвинуться дальше, ерзая на спине Арума. Единорог нервно захрапел и стал топтать высокую траву. Прилив гнева пришел неожиданно, в теле появилась бодрость, словно не было ализаринового плена и песен магической птицы.
Сказала зло:
– Куда уж серьезней. Это же не тебя с утра пытаются поджарить на солнце, ошпарить железом и разрезать на куски.
– Вы забываетесь, – грозно произнес высокородный.
От этих слов волна гнева стала еще горячей. Я хищно прищурилась и прошипела ему в лицо:
– Мессир Лисгард, или как там нужно обращаться, определись – ты помогаешь или нет. Если нет, оставь тут и иди своей дорогой. Мне не нужны одолжения. За спасение спасибо. Но на этом все. Или я пленница?
Высокородный эльф поморгал синими, как глубокое море, глазами, пальцы снова сжались на плече, кожа отозвалась тупой болью. Я с вызовом уставилась на него и проговорила сквозь зубы:
– Если что, мне больно.
– Эльфы терпят боль, – озадаченно произнес высокородный.
– О, да, – язвительно ответила я. – Тебе напомнить, сколько с утра вытерпела?
Лисгард еще несколько секунд продавливал мне кожу, затем нехотя разжал пальцы.
– Вы точно больше не чувствуете сонливости, приятного расслабления и дурмана? – спросил он.